"без имени" Я жду тебя, Как ждут в июле снега, Как в лютые морозы ждут жары… Засну, - меня окутывает нега, Я сплю, и о тебе я вижу сны. Нет, это не любовь, а только увлеченье. Пройдёт неделя-две, - забуду я тебя. А в память о тебе останется томленье. Кто знает? Может, вспомнишь ты когда-нибудь меня…
Всё это будет после, Когда пройдут недели, Когда остынет ревность, живущая в груди, Когда прислушавшись к советам взрослых, Уйдёшь ты от меня, даря печали дни. Да, это будет, это неизбежно Имеет всё начало, имеет всё конец… Я не прошу любить неистово, но нежно. И не прошу вести за руку под венец. Не нужно громких слов И глупых обещаний. Кому, какое дело, что скажем мы себе? Не нужно горьких слёз, Безудержных рыданий, Не нужно "буду помнить я только о тебе" Всё это не про нас, Всё это про кого- то, Кто любит так, как в книгах, Кто бредит о любви, Читая, кто рассказ, Наслушавшись чего-то, Как призрак ходит в доме, шатаясь до зари. А мы с тобой не те, мы не такие, В нас нет романтики такой. Мы сядем за столом в прокуренной квартире И будем заняты какой-то чепухой. Нам не нужны слова, молчать мы можем долго, Сидеть и думать каждый о своём. Не будет скучно нам нисколько, Ведь главное,что мы вдвоём. Нам вместе хорошо, Мы чувствуем друг друга. Мы ждём и ищем встречи каждый день. Мы, словно в центре замкнутого круга, Образовали только тень. И эта тень, скользя потоком лёгким, Не оставляет ни следа. Её никто не замечает И не заметит никогда. О ней мы знаем только двое, О ней мы думаем сейчас. Когда-нибудь она исчезнет, Оставив память лишь у нас Мы не боимся той минуты, Она же всё равно прейдет… Возникнет девушка другая, Тебя с собою заберёт…
И снова летом жду метелей, Зимою - летнего дождя. И в этом вихре заблуждений Я всё равно дождусь тебя.
18.07.1999г.
* * * Негромкий шорох листьев золотых; Звенящий воздух чистый и прозрачный; И в нём - ты чувствуешь? - тихонько шелестит Грядущий день столь хмурый и ненастный.
Палитра осени чарует чистотой, Тонов спокойствием, порывом, вдохновеньем. И в красках тех чуть видимой волной Скользит души творца освобожденье.
Лишь осень нам способна подарить Крик вдаль летящих птиц и тонкость паутины, И лета бабьего последнее тепло, И наготу полей, и золото долины.
19. 09. 2000 г.
* * * Услышав "здравствуй" в шепоте дождя, Ссутулишся и крепче стиснешь зубы. Глаза печально пробегут по лужам, Но не заметят в мути луж меня.
А я, вздохнув прохладным ветерком, Сорвусь с небес сентябрьской первой каплей И, закружившись в звездопада вальсе, Тумана стану мягким серебром.
И плачем листьев поутру звучать Я не устану, притаясь за дверью. Я буду разбиваться о неверье Твое в меня, но снова оживать.
Ты, не поверив перелетным птицам, Кричащим тебе с неба обо мне, Искать забвенья будешь в сентябре, Искать меня в чужих холодных лицах.
Замкнувшись в одиночестве своем, Ты расстворишся в суете вокзала И не узнаешь, что я провожала Тебя до поезда случайным сквозняком,
Что стала сыростью в прокуренном вагоне, Далеким эхо песни проводов, Чужими голосами городов И суетой, царящей на пероне.
Отчаявшись, под песню декабря Ты возвратишся и, исканья бросив, Вдруг осознаешь то, что я - лишь осень, Жаль, - только потеряв, ты смог узнать меня.
сентябрь 2001г.
"моя весна" Рассматриваю стены грязного лифта и ловлю себя на мысли, что улыбаюсь. Стоюодна одинешенька, зажатая и окруженная со всех сторон тесным пространством,замкнутым стенами, и улыбаюсь. Чему? Может быть весне? - Наверно так и есть. Сегодня я проснулась с улыбкой, а нежное, совсем хрупкое и прохладноевесеннее солнце ласкало мое лицо и играло тысячами радужных бликов на моихволосах... Раз, два... восемь. Ну конечно! - Их ровно восемь, этих оббитых ступеней,ведущих меня сегодня к миру и солнцу, ведущих меня к весне. Я скольжу по нимлегко и бесшумно - я боюсь пропустить хотя бы один звук весны. Распахиваюдверь подъезда, встретившую меня до боли знакомым скрипом, и делаю первый мойшаг в Эту весну. Ее несет ко мне холодный буйный ветер, срывающий каплиталого снега и играющий с сонными ветвями обнаженных еще деревьев. Онразбрасывает мои волосы, минуту назад причесанные, и первый раз за долгиемесяцы я улыбаюсь ему - не пытаюсь судорожно привести прическу в порядок, апросто встряхиваю головой и улыбаюсь. Первые тихие шаги. Гордо поднятая голова. Нет, это не просто весна. Это -жизнь. Я вдыхаю ее с каждым глотком невероятно свежего и сладкого воздуха.Она в каждой клетке моего тела, она дрожит солнечным бликом в моих глазах,она затаилась в уголках моих губ и превращает в золотую паутину мои волосы,она заполняет меня и поглощает. Я становлюсь частью ее, я перестаюсуществовать и начинаю жить. Я взлетаю радужным мыльным пузырьком прямо кнебу и солнцу. Еще мгновенье. Еще шаг. В мои глаза врывается теплый и нежный луч, онивстречают твои глаза, из глубины которых на меня глядит легкая и ветренаянаша с тобой весна, наши с тобой мгновенья...
10.03.2001г.
* * * (суицидное самокопание)
Раздражающий свет электрической лампочки. Ровное и тоскливое ворчание холодильника. Теплое и шершавое прикосновение свитера на плечах. Охристые пятна рук на желтизне страницы. Черные и однообразные полосы-строки. Стук сердца в ушах. Это Тишина вторглась в мой дом и мое сознание. Она вытеснила мысли и оставила лишь напряженное внимание. Не могу разобрать буквы, не помню о чем читаю. Книга захлопывается с приглушенным стоном. Судорожно сжимаются кулаки. Опять меня охватывает это странное Беспокойство. Оно нежно обнимает меня и от его объятий мне становится жутко. Кажется, никогда и не было у меня другого состояния. Я живу с ним вдвоем не день, не неделю и даже не месяц. Я живу с ним всегда. Живу так давно, что не помню, когда впервые оно пришло ко мне. Оно выбрало меня из сотен других и крошечной занозой впилось в мое сознание. Затаилось в блике на елочной игрушке , пузырьке воздуха в моем стакане, зеркальном отражении, звуке моего голоса, узоре на обоях, стоне падающей капли… Оно пришло не одно. Привело с собой Недовольство и Раздражение, навязало мне в подруги Неусидчивость. Они играют для меня симфонии, от которых не спится по ночам, рисуют картины, заставляющие светиться сумасшедшим светом мои глаза, и шепчут мурлыкающими голосами сказки, искривляющие горечью мои губы. Я устала от их общества, но знаю, что мои уговоры не подействуют, - они лишь рассердятся и позовут в судьи Тоску. Знаю, что просто не хватит терпения спорить. Я веду с ними нескончаемый разговор ниочем. Прислоняюсь горящим лбом к пыльному стеклу и ищу успокоение в мрачной серости ночи. Я вдруг ощущаю физическую потребность в глотке свежего воздуха. Хочу прогнать эту Тишину, избавиться от ее звука и запаха. Мои босые ноги торопливо ступают по холодному полу, направляясь к балкону. Погружаюсь в успокаивающую темноту и прохладу комнаты. Запрещаю пальцам тянуться к выключателю, в котором таится та же Тишина. Глаза осторожно касаются темноты и недоуменно застывают. Там, впереди, горят зелеными цифрами электронные часы. 00:00. Неужели Время, мой скучный, но верный приятель, прекратило существовать? Но нет, я вижу его пульсацию, ощущаю его медлительное течение. Лишь на минуту оно застыло, на минуту остановило привычный ход, на минуту, показавшуюся мне вечностью. В каком-то диком оцепенении сажусь на край кровати и устремляю неподвижный взгляд в темноту. Минуты пульсируют у меня в висках. Не помню как оказалась здесь, не помню куда шла… Испуганные глаза находят приют на раме балконной двери. Они вглядываются напряженно, испытывающе и находят там зовущие глаза Ночи, мутные, серого цвета глаза. Они зовут меня к себе, манят таинственностью. И опять босые ноги ищут спасение в движении. Скрип балконной двери, и меня укутывает своим одеялом бархатная туманная Ночь… Туман. Он заставляет близоруко сощуриться мои глаза и отбирает меня у кричащей Тишины. Легкой молочной дымкой опускается на горящий лоб и плечи, берет ласково за руку и зовет взглянуть на его мир. Из груди вырывается сдавленный вздох, и ледяные пальцы выпускают с ладони беспомощность. Город уставился на меня своими глазищами. Я набираюсь храбрости и смотрю прямо в них. В этих глазах я чувствую страшную силу голодного монстра, он разинул свою пасть, готовый поглотить меня - маленькое, ничего не значащее существо. Мне страшно, но я не могу отвести взгляда. Эти глаза завладели мной и поселили дерзость в моей душе. Совершенно неожиданно для себя вдруг замечаю, что взгляд стальных глаз города изменился. Я больше не вижу гнетущей силы. Ее место заняло нечто спокойное и беззаботное, приглашающее в мир Ночи. Удивление моргает в моих глазах. На секунду погружаюсь в мрак и остаюсь один на один со своим сознанием. Взмах ресниц открывает мне совершенно новый мир. Я встречаюсь глазами с Туманом, глядящим на меня рядом расплывчатых фонарей. Целый мир, сотканный из дымки и этого бархатного света улиц. В этом мире нет больше никого и ничего. В нем не живет Беспокойство. И этот мир создан для меня, он зовет в свои объятья, дышащие забвением и свежестью. Я шагаю навстречу, и пальцы бешено цепляются за поручни балкона. Я смотрю вниз и знаю, что там расстелился покрывалом темный и влажный асфальт. Я знаю, но не вижу. Это сознание и память говорят мне о знакомой с детства улице. Но в мире Тумана нет улиц. Там есть лишь дымка и неясный свет фонарей. Туман шепчет мне, что там, внизу, совершенно так же, как и вверху, что на самом деле нет никакого верха и низа, никакого "там" и "здесь", а есть только он. Я поддаюсь и начинаю верить ему. Мои пальцы выпускают поручни и дотрагиваются к Туману. Я ощущаю спокойствие и уверенность. Делаю шаг, но останавливаюсь. Пронзительной нотой ворвалась ко мне Жажда Жизни. Она оглушила и тут же наполнила вихрем звуков. Я судорожно хлебаю воздух и вырываюсь из роковых объятий Тумана. Жизнь кричит, что мне не нужен его мир. С грохотом и звоном захлопывается балконная дверь. Я падаю лицом в подушку и всхлипываю. Нервный звонкий Смех прогоняет Тишину и переходит в отчаянное Рыдание. Горячая капля срывается со щеки. А в ушах зачем-то звенит: "Как восхитительна сирень в мае!".
март-апрель 2001г.
"карпатские мотивы" Меня гнетут сейчас бескрайние равнины, Мне хочется дышать совсем не тем, чем здесь. И люди здешние зачем-то мне немилы, И лицемерий их мне кажется не снесть. Меня тревожит вид разлогих этих сосен, А голубая даль по-прежнему влечет. Мне хочется в горах вдохнуть хмельную осень И слышать как река неистово поет. А скошенной травы живого аромата Забыть не в силах я с теченьем бурных дней. Хочу увидеть вновь, как зверобой и мята Колышутся, сплетясь вокруг души моей.
31.07.2000г.
* * * Митинг по случаю Дня Победы. Я слушала А.Музыку и думала о войне. Ему дарили цветы и посвещали песни. Просто потому, что он выжил. Никто не знает почему, но выжил. Он служил на флоте... Ведь никто не знает, что это был за человек. Может он был трусом и прятался за спины товарищей, может был подлецом или вообще никем... Но он был. И еще была война... Может он бы героем и его грудь совсем не зря увешана орденами и медалями. Теперь никому уже не важно. Просто был. Просто на войне... если война бывает простой. Его хранят, как елочную игрушку. Раз в год достают и бережно сдувают пыль. А потом ложат обратно в коробку и оставляют до следующего праздника... Иногда игрушки разбиваются. С каждым годом все чаще. " Какая жалость! Красивая была игрушка; а впрочем старая уже! у нее такая интересная история!..." Да, он просто история, и только такие же, как он, старые пыльные игрушки тяжело вздохнут и глотнут спирта. "может завтра я?". Так дарите ему цветы и возрождайте иллюзию нужности! Это его день. Сегодня его глаза счастливо засветятся и брызнут слабыми слезами. Все равно вы не отнимите у них войну.
* * * Я еду в троллейбусе и смотрю на рваный кусочек неба в дыре обшивки. А рядом вопит ребенок. Совсем маленький, наверно года еще нет. Открывает алый ротик и неуклюже топчется на коленях бабушки. И скулит, и ноет. Что же он видит? Он же просто глядит в окно… Однообразные и бесчувственные лица пассажиров, как штампы. Мне душно. А ребенок надрывается. Это, кажется, единственное живое существо во всем троллейбусе, да еще, равномерно и механически шагающий, контроллер. Они едут из деревни… - Это я про бабушку с внучкой. Маленькое рыдающее существо – она. Я просто подслушала разговор бабушки с контроллером. Вряд ли от этого мне стало прохладней. Очередная порция посапывания и плача опять отрывает меня от лоскутка неба. Я гляжу на существо в розовом, и, кажется, ничего не чувствую. Просто гляжу и размышляю. У этого человечка чувства обострены, она еще не знакома с этим миром, зато у нее есть чувство и свежесть восприятия. Она глядит на город, на эту груду бетона и кирпича, плавящуюся под полуденным солнцем и прикрытую для вида кое-где деревцами и травкой, и плачет. Сейчас она чувствует и видит чуждое, она не хочет к нему, видит отсутствие гармонии и естественности и торжество искусственного над природой. Я гляжу в ее глазенки и думаю: к чему, в сущности, стремится человечество? Зачем все открытия и продвижения вперед? Не для того ли, чтобы жизнь человека стала максимально комфортной и радостной? Всего этого можно было достичь по-другому. Разве невозможно единство человека и природы? Разве нужно создавать искусственный мир для ощущения счастья?… Нет, пожалуй, человечество стремится к другому. К торжеству над природой все ради той же власти……… Снова вопль. Я возвращаюсь к существу в розовом. Когда-нибудь она вырастет, будет ехать в таком же троллейбусе… ну или в чем-то там еще… будет разглядывать картинку за окном и думать, что вооон в том доме она хотела бы жить…
* * * По ту сторону дороги детская площадка. Она видна мне сквозь просвет между ив и кленов. Оттуда доносится смех и движение, там царит детство и беззаботность. Все это напоминает какой-то киношный кадр. Как будто со мной такого никогда не было… Сейчас они копошатся и звенят смехом в этой тихой, по какой-то ошибке, улице. Плевать они в этот момент хотели на то, что чей-то папа курит «Приму», а чья-то мама одевается только у Моняка, что где-то идут войны и метет метель, - у них свой мир. Кто-то завизжал и отобрал у малыша куклу. Просто так. Не нужна ему кукла. Все же в этом незатейливом мирке уже привычными гостями стали злость и жадность, жестокость и зависть. Пока еще это неосознанные чувства, всего лишь копия со взрослого мира. Но дети вырастают. И у всех у них одно страстное желание - «быть, как папа», стать взрослым. Дети вырастают… Одни будут просто людьми из толпы, другие – холодным интеллектом, третьи – глупеньким смазливым украшением. Но может быть хоть один будет Человеком.
07.05.2001г.
"клоуны" Ей лет сорок. Она стоит и хохочет как-то искусственно на людной улице в центре города, обнимая пожилого бомжа. В ее глазах слезинки и ни грамма несчастья. Она выходит на середину тротуара и, бессмысленным взглядом уставившись на шипящую дорогу, кричит что-то о нелепости человечества и цивилизации. Потом снова бросается к бомжу и зарывается лицом в его потертой куртке. Он прижимает ее нежно, как дитя, и с любовью целует ее обнаженную шею. Поднимает голову и глядит в даль. В его лице застыла такая ненависть и безнадежность, что меня передергивает. Он все так же прижимает ее, грязную, нечесаную, но такую настоящую и искреннюю, и смотрит куда-то. Никто не знает, что видит он там. Но в его глазах кричит горе и желание хоть что-нибудь сделать для нее. Сжимается сердце. Он поворачивает голову и устремляет свой взгляд прямо в мои глаза. Тону в них, они захватили меня врасплох, и я не могу уже разглядеть, что светится в них. Я просто ощущаю огромнейшую силу какого-то чувства, названия которому никогда не смогу дать, чувствую, как ноет сердце. Не знаю сколько прошло времени ,но какой-то парень скрыл от меня эту пару. Я по-прежнему гляжу все в ту же точку, где видела его глаза, и думаю, что на свете есть любовь. Вот она – стоит на пыльной улице, облитой солнцем, и молит о жизни. Я гляжу на нее сквозь грязное стекло маршрутного такси. А рядом яркие куклы и надпись «Дом клоунов».
08.05.2001г.
"мама" Она утром встает И глотает на кухне таблетки. У нее на плечах сели, Ноги развесив, голодные детки. Она завтрак готовит, Роняя скорлупки в картошку. Позабыв про детей, Прячет в тумбочку грязную ложку. И бежит в магазин, Не заметив дырявости сетки, А ее кошелек рассыпает на землю монетки. Ее дом ожидает, Повесив с балкона носки, И глядит, как шагает она По дорогам тоски. И как, кутаясь в свитер, Нелепо в автобус садится, И пытается больше на мужа не злиться. Ее дочь позабыла Как пахнут весною каштаны. Ее сын не припомнит Какого числа день рожденья у мамы.
Только знаю, что там, Вдалеке засыпая, Где не слышно скрипенья машин И звоночков трамвая, Она так же проглотит В кровати таблетку И подумает: Не голодны ль ее детки…
08.05.2001г.
* * * Оттого мне странно, что это – просто комки мыслей, воспоминаний и осколки каких-то образов, зачем-то оставшихся в моей памяти. Они пестрые и кричащие, никому кажется больше непонятные, и, скорее всего даже ненужные. Они мои.
Три пятна: черное, голубое и розоватое. Это я. Я стою на кухне около плиты в больших на меня, спадающих черных джинсах и бледно-голубом топе. Розоватое – это мое тело, та его часть, что видна мне с моей «колокольни». Стою, вся выгнутая и натянутая, как струна. Одно неловкое движение – и я лопну – разлечусь по обоям с улыбающимися зайчиками мелкими брызгами – черными, голубыми и розоватыми. Натянутая и резкая я превратилась в чувство. Подо мною в казанке кипит мясо – шмякает, урчит, переливается, пытается доплюнуть в меня своим соком, оно, поджарое, возмущается против моего постороннего подглядывания за таким интимным процессом. Рядом в сковородке сопят спагетти – совершенно равнодушно, холодно-длинно и как-то по особенному надменно. Гляжу на эту их кипяще-сопящую жизнь, и ничего боле не существует для меня в это мгновенье. Я полностью растворилась в этом бурлящем веселыми маслянистыми пузырьками мире. Бездна. Что-то возвращает меня обратно в кухню со смеющимися зайчиками на обоях, и я чувствую тепло, нежно обволакивающее меня – натянутую. Взгляд со стороны: возмущенный казанок, надменная сковорода и три пятна – черное, голубое и розоватое. И где-то над этим – мягко ползущее по розоватому тепло – вздыхающий пар.
* * * Комок мыслей в горле. Весь день путающиеся мысли. Ночь – утро – день – вечер – ночь. Дурацкий круговорот. Совершенно запуталась. Не помню почему-то, где было вчера, и когда я осталась один на один с сегодня. Опять куски, пятна.
Помню мальчика. Детские, с невероятной глубины чувством и горем глаза. Изогнутые болезненно бровки. Лохматые шелковистые волосы. Чумазое личико. Это немой укор мне. От него болит и ноет где-то внутри, давит грудь, задерживает дыхание. Я видела……. Да!… оно смотрело на меня с монитора нового компьютера – это детское бездомное лицо.
Еще: тишина. Капли. Черненькие бегающие строчки. Обостренные чувства. Где-то там, в конце этажа, открываются двери лифта. Шлеп. Шлеп. Шаги. Я знаю…или чувствую?… - сюда. Дверная ручка со старческим стоном подалась и пропустила ноги. Что-то ухнуло и всхлипнуло – странно – где-то внизу живота. Страшно почему то всегда там.
12.05.2001г.
* * * С чего же все началось? Наверно с того, что я проснулась... Было зябко, и моя нога (левая скореевсего) отчаянно шарила по полу в поисках тапочка. Потом я вспомнила, чтовсегда хожу босиком и даже, кажется, удивилась. Следующий сюрприз поджидал меня в ванной... Ну да... это было уже послегероического преодоления ледяного пространства между кроватью и ванной...Такчто же меня так удивило?... Это было даже не очередное убеждение себя втом,что эти облезлые стены давно готовы к ремонту и вот только стоит... Нет, -нето... Ах да!... - Я повернула ручку крана, но он видимо еще дремал... Яотвинтила ее до упора; кран задумался и покопался внутри. После минутногоголодного урчания он плюнул в меня фонтаном ржавой воды и замолчалсовсем.Спорить не хотелось. А тут еще и голые стены уставились на меня насмешливо.Ичто во мне такого?... ну пятно, ну ржавое... подумаешь! Любимая рубашкапосмотрела на меня с укоризной, но молча отправилась в корзину с грязнымбельем.Я добыла немного воды из чайника и наконец-то умылась. А одевшись ипричесавшись, стало казаться, что я совсем проснулась. Захотелосьобжигающегокофе и курить. Роясь в тумбочке, я обнаружила, что у меня закончиласьзаварка... а кофе там даже и не пахло. Только потом, стоя у холодильникаиразмышляя о том, где могут быть сигареты, я вспомнила, что не курю и непьюкофе... Удивительный день... Ну, потом, как всегда... Солнце опять обмануло, и уже на улице я поняла,чтокуртка совершенно зря решила остаться дома. Ветер, пыль, троллейбус... Нет,-ничего интересного... Ну, серенькие пятна на светлых джинсах... - да этопросто водитель грузовика оказался остроумным... "Пара" по алгебре- вместо тетради с домашней работой в сумке устроился конспект по историиискусств... Не покидающее меня чвяканье - это пробитый кнопкой каблукхлебнулводы, после чего у него появились проблемы с желудком... Капли воды вкоридоре на полу - а это я уже дома, глядя на мокрую фигуру со страннымиглазами, узнавала свое зеркало. Очень хотелось горячего чаю и забратьсяпододеяло. А впрочем, одеяло подождет - тумбочка, презрительно хмыкнув на моюнедоверчивость, растворила свою скучающую середину... Заварка в моеотсутствие придти не успела... Ладно! - можно обойтись глотком горячейводы... Это тоже были напрасные надежды - если бы я не имела привычкиумываться... В этот раз кран даже плюнуть в меня поленился - равнодушносмотрел на откручивание ручки до упора.Пить все же хотелось и, отправив всю одежду к рубашке, я сталапродумыватьвозможные варианты. Вариант оказался один - необходимость "похода"в магазин уже таращила на меня злорадные глазенки. Обнаружила, чтопридетсяидти в круглосуточный гастроном - остальные уже мирно спят. Я опять ушла к ветру и дождю, так и оставив зонтик на вешалке в прихожей.Нет, я совсем не удивилась, что магазин, работающий 24 часа в сутки,именноперед моим носом закрылся на технический перерыв. Посмотрев на егомокрые,запотевшие стекла, светящиеся сухостью изнутри, я отправилась натрамвайнуюостановку в ларек. Заварки я так и не нашла, зато обзавелась пятилитровой флягойфильтрованнойводы. Где-то на пол пути к дому заметила, что потеряла последние деньги.Возвращаться, конечно, не стала и была награждена сухой темнотой подъезда.Втемноте чиркнули спичкой, и маленький ее огонек хищно блеснул на моюфлягу.Хриплый голос откликнулся на мои мысли и заговорил о дожде. Это быламестнаяалкоголичка Нина настроенная лирически. Уже, поднимаясь на свой седьмой этаж пешком, (лифт, конечно, не работал) яподумала, что можно устроить сегодня День Воды и пригласить тебя на этотпраздник. Шла медленно по коридору и слушала негодующие голоса - праздниквразгаре... А потом я встретила тех, кому принадлежали эти голоса. Они ждали меня вмоейквартире с выбитой дверью, обратя ко мне раскрасневшиеся лица, изамолчали, когда я вошла, - но только на мгновенье. Через минуту я узнала,чтопраздника не будет, что "сегодня" уже прошло, и что появилась вода. И вот я стою, гляжу на орущие лица соседей, шевелю промокшими туфлями вводеи думаю, стоит ли тебе звонить...
20.05.2001г.
* * * Вот оно счастье! Оно льется прямо с неба, падает дрожащей слезинкой вам на плечи и лоб, а вы открываете зонт, отмахиваетесь от него, опускаете глаза себе под ноги и твердите, что нет никакого счастья. Ну, как же?! Просто откройте себя небу, откройте себя дождю, не прячьте глаза за шторами ресниц! А вы все так же упрямо глядите в лужи и даже в них видите не небо, а себя. Мне хочется смеяться над вами. Вы возомнили, что для того, чтобы летать, вам нужен самолет, нужен билет на него и нужна летная погода. «Слишком дорогое удовольствие!» - думаете вы. Но для того, чтобы взлететь не нужно ничего кроме полета! Я просто открыла себя, взлетела над вами к этим ненужным вам тучам, распахнула душу, тоже ненужную вам. И этот дождь нужен мне, а вам не нужен. И потому он пойдет вместе со мной домой. Ни ему, ни мне не нужны троллейбусы и автобусы. Да и я ему тоже не нужна. Ему вообще плевать на ваше и мое мнение о нем. Он просто есть. И он будет со мной. Потому что он снаружи и внутри меня. Оттого мне легко, и оттого я готова смеяться над вами, пугливо прячущимися под зонтами и озабоченными лишь тем, как не забрызгать туфли. А счастье блестит капелькой на моем лбу, вот-вот готовой сорваться вниз, и оно хохочет над вами, отрицающими его существование.
12.06.2001г.
* * * Я – книга в красивой, но не всем понятной обложке. Те, кто понял, заглянули дальше. Но и они, быстренько переворачивая страницы, не читают дальше предисловия. Они самодовольно захлопывают книгу, чувствуя торжество от того, что «вот еще одна…». Злорадно вытирают руки, чувствуя свое превосходство и оскорбительность прикосновения ко мне, гордо поднимают голову и забрасывают меня подальше, предварительно повесив ярлык «бульварный романчик». Пожалуй, я лучше отношусь к тем, кто, не соблазненный непонятностью обложки, прошли мимо. Наверно я могла бы так же отнестись и к читавшим предисловие, если бы они не делали пометок красными чернилами на моих страницах. Мне хочется сорвать свою обложку, но вместо этого я оборачиваю себя газетой, пожелтевшей от времени, и все надеюсь, что кто-нибудь прочтет меня хотя бы до середины.
18.06.2001г.
* * * "Твой дом, не ведая беды, меня встречал и в щеку чмокал..." Белла Ахмадулина Я просто сбежала. Сбежала от всего: от города, от своего мирка, от семьи… Теперь между мной и всем этим пролегли километры. Всего лишь 60, а все-таки… Здесь все по-другому. Приятно, окунувшись в прохладу пасмурного вечера, послушать разговоры птиц и тишину, тишину, полную жизни и пронзительного звука, такую звенящую и несколько торжественную. Здорово, ступая полуобнаженными ногами в мокрых листьях, искать в хитросплетениях кустов яркие и свежие ягоды малины и делить их аромат с немного сумеречной природой. И вечером поднимать голову вверх и видеть не оконную раму или потолок, а мерцание звезд сквозь просветы меж листьев берез – это тоже здорово. Но самое волнующе-волшебное – это снова войти в огромный старый дом и принести ему в подарок еще один глоток жизни. Вступить во владение просторной комнатой и слушать, как напряженно она впитывает в себя каждый мой шаг, каждый вздох. Опеленать себя какими-то новыми заботами и делами, вовлечь в них все разрушающееся величие дома.Он встречает меня, когда бы я ни пришла. Он снисходительно смотрит, как я ухожу с закатом, а прихожу с рассветом, как вношу свой запах и запах улицы в его покой, как беспечно бросаю его распахнутым, убегая в лес по росистой тропинке, и как вешаю тяжелый замок на старчески скрипящие двери, как приношу дыхание полей и лесов в незатейливых букетах и как плету паутины из гирлянд и новогодних игрушек. Он принимает меня смеющейся и сияющей, раздраженной и напряженной, растерянной, решительной. Принимает такой, какая я есть. Ничего он не пытается во мне изменить. Он грустно и мудро наблюдает за моим взрослением. Помнит, как маленькой девчонкой я прибегала чуть-стемнеет и приносила искорки в глазах, как прокрадывалась незамеченной из лесу с растрепанной косой и расцарапанными коленками, как, вся мокрая от снега, прижималась к батарее и как грустно глядела на копошение двора его глазами – сквозь окно, заболевшая, как, стараясь не шуметь, приходила с зарей и счастливая засыпала и как, рыдая в дождливую ночь, смирялась с потерей. Он прощает мне насмешки и слезы, стремление «поправить» его, прощает то, что забирает себе мое счастье и горести и хранит мои тайны. И я в который раз переступаю его порог, беспечная и уверенная, что и в этот раз он меня поймет. И дом впускает меня в свое сердце – залу. Он не корит меня за то, что я снова прогоняю запах смерти и пустоты и вдыхаю в него жизнь. Наивным ребенком я срезаю мяту и дарю ее свежесть этому старому дому, устало возвращающемуся к жизни и дарящему мне свой уют. И он непременно оживет и одарит меня старческой улыбкой, а потом будет грустно глядеть мне во след и снова привыкать к смерти.
23.06.2001г.
* * * Осенний парк. Скамейка. Мертвые листья под ногами. Растоптанные. Ненужные. Я не собираю листья. Я не коллекционирую трупы – пусть даже разноцветные. Гляжу прямо перед собой и жую обрывки мыслей, носящиеся в прокуренном воздухе. Кто виноват в том, что я сижу в парке в сомнительной компании сигаретного дыма, что каждый день оставляет на мне следы своих грязных ног, что, глядя утром в зеркало, я долго пытаюсь вспомнить: где видела это лицо?, что с самого утра что-то расколото звякнуло на кухне, и смысл жизни закатился под стол? “Эй, бабулька! Может, это ты виновата?!” – громко подумал мой голос. Старушка отшатнулась и, посмотрев на меня с ненавистью, распалась на пиксели, зашуршала по мертвым листьям лапками бездомных голубей. Голуби затопали ко мне, попутно сливаясь в один красный голодный глаз. Глаз умоляюще пропищал: “Девушка, прикурить не найдется?”. “Не курю” – раздраженно выдохнула я с сигаретным дымом. Глаз обиделся и ушел вместе с заплетающимися ногами старого бомжа. Кто-то дернул рукав моего пальто и заставил посмотреть вверх. Сверху на меня приветливо глядело дырявое серое небо, зацепившееся за верхушки кленов. “Дождь пришел” – проскрипело с неба открывшееся окно и самоуничтожилось. Дождь, противно хихикнув, плюнул мне в лицо и помчался за деловитым прохожим. Я, искоса глянув ему вслед, вздохнула. Мой попугай откуда-то пропел: “Программа выполнила недопустимую функцию и будет закрыта!” – и откинулся лапками вверх. Я тряхнула головой и ушла в оффлайн, стараясь не наступать на трупы осенних листьев.
12.10.2001г.
"звони"
на проводе повесилось напряжение. пиииииииииип. пиииииииииип.
- положи трубку мать твою я умер позапрошлым летом.
шлеп шлеп. реснички по соленой луже.
холодно. хо-лод-но.
листья путаются в ногах. ноги в асфальте. во рту вязко от невысказанных оправданий.
бегут. бегут.
перестаньте!
глаза болят от отчаянного призыва листьев: ногами не трогать!
алые. алое. алый. свет семафора. здесь? откуда?
ты сегодня дома. я помню.
не хмурся. на что мне ключи?
а?
- у тебя поезд в семь. посмотри на часы.
мммугу.
снова алое. автомобиль пронесся сквозь сознание.
а я осталась жива. позапрошлым летом.
паутина волос. паутина ресниц. мыслей. вопроссов.
рельсы хищно блеснули в свете фонаря и заплели сердце в кокон.
восьмой вагон. тонкие руки. воспоминания в стакане. без сахара. вихрь стыдливо обнажившихся веток за окном.
позапрошлым летом.
солнце ударило по губам и приказало молчать. глаза вспыхнули удивлением. неужели это ты. искорки. брызги. солнечные зайчики. и в уголках твоих губ что-то ...
что?
- вы не могли бы выйти. я хотел бы переодеться.
бы. дырка от бы... дырка от бублика в голове.
да. конечно.
хлоп. хлоп. купе на защелку. часы об пол. минуты мелким бисером по вагону.
- ой мама глядиииии.
хватают. хватайте.
хватит.
миры напротив. за колючей проволкой ресниц.
дырка луны в окне.
автомобиль алой зарницей. солнечные зайчики в твоих глазах удивились и спрыгнули на асфальт.
ты любишь ходить по осколкам чужих слез. босиком.
позвоните же кто-нибудь в с...
- свежее пиво!шаааашлык.....
дотошный уют спального вагона.
упасть. уснуть.
скребущийся в окно рассвет.
а где же сны?
- девушка вы сегодня счастливая.
гм.еще бы.
опаздываем.
- ну здравствуй! а я уж заждался.
я думала ты... нет ничего.
на проводе повесилось напряжение. пиииииииииип. пиииииииииип.
- да сколько можно??! другие тоже позвонить хотят!
"слезы бумажные"
слезы бумажные
тишину режущие
по окнам чернилами
свет нарисованный
размажется
глаза ослепляющий
крик хриплый царапиной
по потолку серому
скользнет луны бликами
одиночество
расплавится золотом
души разболевшейся
вкус ночи побеленный
молочными звездами
забудется
"твой чистый ад"
твой личный ад
километры ржавых улыбок
стеклянные разводы пустоты
составы неиспользованных встреч
холодный ветер вечности
твой яркий ад
лазурная гуашь в тисках весны
писк выжившей случайно белой чайки
стена серьезности колючих глаз
дорога ранящая рыжими следами
твой светлый ад
хоровод мотыльков рваной пены
четыре буквы забытого имени
вспыхнувшие нежностью рельсы
для девочки с бледным лицом
твой чистый ад
"я городом..."
я недосказанностью улиц
и обветшалостью домов
чужих до хрипа в легких
я следами
в злопамятность песка
я потолком
и алым шрамом света по обоям
я солнышком бумажным и слегка
израненным
я морем и камнями
слоеными
скрипеньем голосов
я по маршрутам
сотканным раз-лукой
и лепестками ватными весны
и мостиком несбывшихся желаний
повисших над не-пропастью двора
я греческой
я смехом и слезами
разбавленными дымом сигарет
я городом в который никогда
"Б.Л. - я"
огоньком сигарета мечется
я слова не пишу только думаю
здравствуй девочка
новая фенечка
в эти строчки опять не вписалась бы
если б встречена
больше надумана
снова продана пропита пролита
мысли больно
а где то на веточке
птичка сном-не-своим задыхается
неувязочка и не-состыковочка
обхохочется верно
расплавится
заплюет прошлогодними взглядами
если только к обеду
нарезаны
рельсы мелко твоим обещанием
шерстью ночи с плевочками-звездами
