"дождь"
Дождь со снегом там, на улице, дождь капает по моему лицу, по моему отражению в окне…. Я вижу ветер, но не чувствую его, не чувствую.… Говорят, он холодный. Мне не холодно. Мне страшно. Лучше бы холодно и страшно. Для полноты ощущений. Для полного счастья. Куда бежать, кому звонить, кто спасет. Полное счастье… оно какое? Жить на этой планете – счастье…А я живу? Живу или существую? Так банально…И ответа нет.
Как захочу, так и будет. Можно просто заснуть. Но разве вопрос стоит так: жить или умереть? Нет… смерть… это не антоним жизни. Не противоположность. Ну как ты не понимаешь! Вот антонимы: теплый, холодный…добрый, злой… А жизнь сама по себе, она всякая, она разная. Иногда обжигает, иногда замораживает все твои чувства… Только следы не на руках, а там, внутри… Больно…уж лучше спичку выпустить из рук через секунду после того, как пламя коснется твоих пальцев. Об этом не будешь вспоминать когда идет дождь. Об этом можно кричать на улице, и никому не будет тебя жалко, просто покрутят пальцем у виска. Пошли вы…
Вчера по улице шел человек в бумажном колпаке на голове. Шел рядом со мной. Куда? Может, у него праздник? Но он ничего не сказал, вообще ни слова. А зачем ему со мной разговаривать? Я иду одна… Ветер. Он идет. В колпаке.
От мыслей о нем мне становится жутко. Нужно поговорить с кем-то. Может, спасут. Только непонятно от чего. Непонятно, спасут ли. Вообще ничего не ясно. Нужно глубоко вдохнуть. Подумать о том, что все хорошо.
Ты не знаешь, что такое время? Говорят, у меня все впереди. Но я трачу его зря, еще одна секунда прошла и мне хочется плакать. Сейчас мое существование абсолютно бесцельно, но когда-нибудь мне не хватит этой секунды, чтобы закончить какое-то Очень Важное Дело. Или не будет его… Дела… Тогда все еще хуже.
Ты не знаешь, что такое одиночество, даже когда вокруг тебя люди. Когда мертвый воздух висит в комнате, и тебе кажется, что все внутри тебя вот-вот лопнет. Ты не знаешь, что это одиночество сильнее всего на свете, ты не знаешь, что это одиночество переживет все, даже твою смерть. Это как капкан, из которого не выбраться, как конец света и даже хуже,… потому что без конца.
Иногда я хочу думать, что то, чего я не понимаю, то, чего я не люблю, не существует. Я не люблю этих пустых пространств, где воет ветер вечности, я прекрасно чувствую себя в границах вечеринок с друзьями, длинных разговоров ни о чем по аське с любимыми людьми, которых никогда не увидишь, ничего не значащих поцелуев и свиданий, прогулок перед сном, попыток выучить хоть несколько билетов к экзаменам и нормально учиться… Я маленькая. А что будет дальше? Границы изменятся, но дышать легче не станет. Трудовые договоры, кредитные карточки, сезонные скидки, отпуск. И это не худший вариант. Телевизионно-сосисочное… счастье? Ужас жизни в плену. Внутри черепа за этими глазами.
На улице дождь смывает остатки снега.
"небо найдет меня"
- Приятного аппетита.
- Спасибо…
Маленькие шкурки матового черного лака крошатся на языке, шершавая поверхность неровно оторванного зубами ногтя, чешуйки искусанной кожи подушечек пальцев.
- Перестань.
- Что?
Выплевываю первый ноготь, принимаюсь за следующий. Завтра они снова отрастут, и я гордо покрою их черным. До заката.
- Не грызи.
- Я же не запрещаю тебе ковыряться в носу.
Наверное, я говорю это вслух. Может быть, даже слишком громко. Она снова отворачивается от меня, и я в который раз понимаю: теперь уж точно никому нет дела до внешнего вида моих ногтей. Значит, если я умру, никому не будет по-настоящему плохо. Ведь друзей волнует не только поступил ли ты в институт, но и нравится ли тебе ездить ночью в пустых трамваях, твой любимый звук, о чем ты думаешь, просыпаясь утром…
- В носу, в носу, в носу…
Дожили. Эхо напоминает мне, что в этот момент сон всегда обрывается, не стоит продолжать просмотр. Веки медленно подтягиваются к бровям, и темно-серые пятна сменяются белым потолком, по лепке которого скучно ползают, не споря, но и не сливаясь, свет и тень остывающего солнца отражающего лучи от кристально-замерзающих потоков несвежего воздуха.
Глаза закрываются сами собой. И все-таки нужно держать их открытыми. Полезные советы над кроватью. «Не носите обувь, в которой вам некомфортно, не забывайте чистить зубы». Не забывайте открывать глаза утром, дышать и жить. Я аппетитно откусываю ноготь. Они все еще думают, что я съем себя.
Они темнеют, когда нервничают, и сейчас главный, прилипший к окошку на потолке, приобретает серовато-синий оттенок. Хорошо, что он не слишком волнуется – наверное, я этого не стою. Почернев, он потеряет свою прозрачность и это ярко-бирюзовое небо больше не сможет смотреть на меня через тело медузы. А они все рассчитали. Если я буду каждый день откусывать от себя по кусочку, через 503 года и 6 месяцев я исчезну, без следа. Глупые. Они не знают, что люди столько не живут. Они не знают, что это просто дурная привычка. Я грызу ногти. А как я исчезну? Небо найдет меня…
"небо везде"
Пастель. Мягкий розовый в воздухе. Приторный бежевый на идеальных неживых телах, ползущих кто куда, смерть им к лицу. Все крошится, стоит лишь подуть – побледнеет, но гамма не изменится. И от этого становится немного страшно, тепло и пыльно – от летящих в глаза при малейшем дуновении ветерка кусочков разноцветных мелков.
И мы дышим ими, нам больше нечем дышать, у нас нет другой жизни, и когда-нибудь – может быть, завтра – наша любовь изменит цвет. Знаешь, сейчас она кажется мне абсолютно безумной, черной, или, может быть, яркой желтой, но обязательно – абсолютной. А для счастья – абсолютного, ты же веришь, тебя заставили в это поверить, вспомни – абсолютное счастье не длится долго, - для счастья мы посыпаем ее сорванными с чужих елок осколками игрушек. Не порежься, стекло может попасть в сердце. И стоило ли портить чей-то праздник? Не знаю, не знаю, только скажу – мы заслужили жить на этой неправильной планете, мы все делаем не так. Она – наша. Помнишь, мы договорились не убегать. Но я думаю, разве мы умрем в один день. Захотим ли? Одному придется уйти. Я знаю, когда-нибудь я снова буду без тебя. Что случится? Ты больше не сможешь смеяться над глупостями, которые я называю юмором? Захочешь сменить обстановку? Изменишься? Изменишь меня? Изменишь мне? Или я тебе? А разве этого достаточно, чтобы расстаться? Может быть, ты умрешь?
Белый-белый мел, и крошки на теплом асфальте, рисуют дети. Смеются, так фальшиво, их смех не напоминает мне о тебе, а должен. Тебя нет, а я здесь. Уже, еще? «Я смотрел в эти лица, и не мог им простить того, что у них нет тебя, но они могут жить»… Знаешь, что дальше? У них глаза пустые, как вода в баночке. Мы вместе рисовали море акварелью, помнишь? Мутные, кажется, даже у всех разные, но внутри нет ничего. Ничего хорошего. А я брожу по их планете, протискиваюсь между ними, заглядываю в лужи, в просветы между облаками, в лифты, во дворы, плаваю за буйком, разговариваю с собаками. Выхода нет. Где же ты? А они видят, что я теперь одна, но не оборачиваются, не смотрят в глаза, молчат. Улыбаются? Что ты. Они завидовали нам, они все помнят.
Гуашь, мой учитель говорил, она должна быть густой, как сметана. Белила с королевским синим, и все выплеснули наверх. Как хорошо, что у меня есть ты. Как хорошо, что ты понимаешь меня без слов, как хорошо, что ты любишь, не говоря об этом. Небо везде, и нет ничего ярче, ничего светлее. Только твои глаза.
"ш-ш-ш..."
Шелест широких шоссе...
Шумные шины машины...
Я прошуршала чуть слышно
Шепотом шелковым: "В шесть"...
Плюшево шаркая, в шортах
Шут подошел, не спеша...
И всю ночь шлялась душа...
Два состояния - шаг
В самые пятки из горла...
Скучно, смешно, тошнотворно...
"к ..."
Мне нечего терять, мне все равно, я ненавижу вас.
Я не люблю, когда вы улыбаетесь, когда смеетесь.
Я не могу без отвращения смотреть в ваш синий левый глаз.
Мое терпение при взгляде в правый тоже на исходе.
Что дальше? Я хочу вас уничтожить.
На улице.… Чтоб кровь с дождем смешалась, в луже рожа.
Сиреневые капли на мокро-синем асфальте.
И удивленные лица испуганных прохожих.
Сидеть под желтеющим деревом, и слизывая слезы со щек
Не думать о том, почему они немножко соленые.
Ведь это лишь вода, а вы хотели умереть, срок годности истек.
Когда вам надоест смотреть на небо, я закрою вам глаза листками клена.
И улыбаясь, пойду домой, обходя углубления в тротуаре,
Наполненные небом теплой водой.
Мне нельзя промочить ноги, я могу заболеть.
А мне не хотелось бы снова встретиться с вами.
"маленькая девочка с большими глазами"
Умерли в один день. «Дай руку. Пойдем вместе»,- звонко сказала маленькая девочка с большими глазами маленькому мальчику и они, без нее, как и положено, убежали на кладбище.
Наверное, еще ночью стекла покрылись нежной шкуркой инея, через которую розовый рассвет над черепичной крышей соседнего дома и желтеющие листья акации казались до боли акварельно-холодными. В комнате пахло пылью и чем-то еще, сладким, всегда трудно разобрать, если начинаешь принюхиваться.
Лиса осталась одна. В который раз. Глаза высохли, мысли тупо жужжали в висках, горячий чай неприятно обжигал губы. В голове крутилось, что она снова никому не нужна.
Лисе всегда хотелось жить на грани дозволенного. Ничего не бояться и не перед кем за себя не отвечать. Но она никогда не была свободна, всегда были любимые люди, которых нельзя было огорчать просто из-за того, что не захотелось останавливаться на краю пропасти. Друзья, упрямство, сарказм, одиночество. Нож в спину. Глупая первая любовь, бессмысленная, скучная, она просто растворилась в воздухе. Он, боль. Еще один Он. Боль, причиненная из-за страха потерять его. Четырнадцатый единственный и неповторимый уже третью неделю, в перспективе отец ее ребенка. Абсолютное счастье, бантики, шарфики, бабушки, искусственные роды. Виртуальная любовь, встреча, разочарование. Старые друзья. Мама, папа. Родители.
В ее жизни не могло произойти ничего интересного. Нет ничего, не связанного с людьми, что может сделать человека не одиноким и счастливым, хоть ненадолго. Но все отношения рано или поздно заканчиваются. Мы надоедаем друг другу, устаем, слишком сильно любим, боимся, не верим.
На улице ветер неприятно шумел в верхушках деревьев, сливаясь с хрипом непрерывного потока машин. Удивленно заметив перед собой часы, она узнала, но не почувствовала, что сидит здесь с самого утра. В маминой комнате с больными сиреневыми стенами было по-прежнему душно. Хотелось дышать, дышать во всю грудь. Не желая выпускать Лису, скрипнула от бессилия дверная ручка, и по привычке она вздрогнула от этого звука – но сегодня некого было будить. Нужно отвыкать, отвыкать от страха.
Снаружи не было холодно. Между старым домиком и летней кухней было удивительно уютно и красиво, и Лиса с трудом осознавала, что находится на улице. Листья ее любимой акации, обвитой пожелтевшим плющом, легко вздрагивали от нечасто проникающих сюда вздохов ветра. С деревянной скамейки в разных местах бесстыдно слазили разноцветные шкурки краски. Коротким ногтем Лиса поддела одну из них, и она смиренно упала на землю. Она подошла к акации, провела рукой по ее старому шершавому стволу. Хотелось вспомнить все, всю свою жизнь. Шелест листьев был похож на его шепот, на шорох рвущегося билета на самолет в ее руках, переворачивались страницы дневника, тяжелое дыхание ее собаки, бабушка в больших розовых тапках…
Хотелось все помнить, хотелось все забыть. Лиса не плакала. Она вернулась в дом, зачем-то закрыла дверь на ключ впервые за много лет, как будто ждала кого-то и забралась под одеяло с головой. Она не плакала. Она не спала.
Наверное, самое простое решение – убежать. От себя, от памяти, от объяснений. За неделю Лиса продала дом. Вечером, с одним джинсовым рюкзачком за спиной, она стояла на вокзале и смотрела на свой город. Трудно было представить, как трудно жить без него, без самого красивого места на земле, где каждый уголок напоминает тебе о чем-то. Трудно было представить, как хорошо жить без всяких воспоминаний.
Ровный стук колес всегда хорошо убаюкивал ее. Снов не было, но теперь она свободна, и больше не боялась их. Несмотря на то, что иногда они возвращаются.
Чужой город встретил Лису солнцем, жалобно выглядывающим из-за белых облаков. Люди улыбались, люди не спешили, люди проходили мимо.
Впуская маленькую девочку с большими глазами в новую квартиру, дверная ручка жалобно скрипнула. В единственной комнате пахло пылью, и еще чем-то сладким, всегда трудно разобрать, если начинаешь принюхиваться. Розовый рассвет над черепичной крышей соседнего дома и желтеющие листья акации казались до боли акварельно-холодными.
"мышиный простор"
Мышиный простор моей норки,
Порох рассыпался пылью по стенам.
Желтые листья, серые корки...
Бархат под шкуркой меняет оттенок.
Время бежать от свободы,
Выход один: в лапы рыжей кошки.
Ангел-хранитель, кто ты?
В туман через зеркало входит дорожка.
Сложная радость смерти,
Соль на губах, глаза в улыбке.
Когда все на ниточке, просто поверьте:
Опыт - не имя последней ошибки.
Мышиный простор моей норки.
В зареве спрятались тени...
Где каждый хвост слишком короткий,
Где жизнь - только гость в твоем теле.
"утро"
Утро… Молочные облака тонут в лужах на подоконнике. Ночью был дождь, я забыла закрыть окно. Струя мокрых волос спадает на губы, я втягиваю в себя теплую воду с плохо смытым шампунем, вдыхаю их запах. Запах волос… Как часто хочется прикоснуться к ним, распутать рукой спутавшиеся пряди, и главное – запах… Надо же… часто ли я обращала внимание на свой собственный? Встряхиваю рукой безжизненные, подсыхающие кудряшки, – какого черта они вьются только в мокром состоянии? – и на монитор приземляются сотни мгновенно исчезающих крошечных радуг, светящихся изнутри…
В комнату заглядывает она, ловит мой испуганный взгляд и одними губами произносит «я люблю тебя», но, с опозданием замечая, что я уже… пробралась к компьютеру, выдает наше стандартное, совсем не обидное…
- Ты жопа…
Дверь закрывается… беззвучно… Почему бы ей не скрипнуть? Хотя бы сегодня. Утром. Не скрипеть же просто так. А был такой повод…
"искренне вниз"
Свобода, которая сводит с ума.
Ступенька, еще одна -
Искренне вниз.
Теряешь себя,
Пробивается боль
Сквозь смайлики счастья.
И это все – жизнь.
Смеешься сквозь слезы,
Не чувствуешь рук
Друзей на ладони.
Но слышишь, как взгляд
Тебя встретив в мире
Не раз и не два
О стену любви разобьется.
И в ряд
Ты строишь слова,
В надежде спастись
От пошлости, в собственной
Песне без чувств.
А люди бросают землю…
Хруст.
Как кости разбились…
И вновь… голова
Неровно по кругу проходит.
Восход… я снова стою
Возле тех же ворот.
Один только вдох -
Глубоко, навсегда.
Не будет меня,
И сомкнется вода
Та, что сводит с ума
Прохладно-безбрежной свободой
Соленой.
"семь часов пустоты"
Сначала была трель, неестественная и ритмичная. Стрелки достигли последней черты, сбили свою сестру, вырвали из ее горла крик и пошли дальше. Семь часов, тринадцатое декабря. В голове скользило, в безнадежной пустоте: минута, еще минута, секунда. Я больше никогда не отдам свои глаза циферблату, чтобы понять: семь часов, тринадцатое декабря. Завтра – четырнадцатое, понимаете. Через час – восемь. Семь-ноль-три. Холодное эхо терпкой боли за глазами. Палец проехал по бугристым лезвиям терки, капли крови в горке тертого сыра. Ненавижу сыр. Не хочу запихивать это в себя. Не хочу.
Полоса передней стенки шкафа летит в сторону. Боже, сколько тряпок. Нужно найти носки. Чистые носки. Чистые. Под ногами крошится хрупкий пластик вешалки. Потолок сжимает виски, закрывает глаза, подползает к зеленому ковру. К ядовито-зеленому ковру. Под цвет его мокрых прозрачно-синих глаз. Прозрачные глаза. Если бы он лежал здесь, под моими ногами, грязью. Смешная розовая тапка вдавливает вешалку в пол, он тает. Нужно познакомиться поближе с соседом снизу.
Возле кровати спят любимые джинсы. Морщинки и складочки растягиваются, голубые частички обнимают меня, улыбка. Разложившийся труп честерфилдки в кармане на заднице.
Ухожу. Босиком, в расплывчатых кроссовках. Я не умею запутывать шнурки.
Грязный асфальт в глазах. Тринадцать шагов. Газ, тормоз. Треск колонок. Стук двери, ключ в карман. Жизнь. Доброе утро. Люди. Кофе. Цифры. Буквы. Как серьезно. Что делать? Вежливость. Улыбка. Клавиатура. Блокнот. Звонок. Сигарета. Важно.
Каблуки стучат, оправдывая мое существование. Где ключи? Газ, тормоз. Глубина музыки. Темнота.
Звезды над головой, небо заполняет все уголки вокруг, дышу небом. Под одеяло. В небо.
Скользкая, безнадежная пустота в горле, подпрыгивает, сопровождая эхо резкого звука. Вверх. Семь часов, четырнадцатое декабря.
"чей-то сон"
Врываясь в тесноту углов, неяркий воздух
Расплавит все пределы чистым холодом.
Глаза откроются,
Но шорох за окном спасет от счастья: поздно.
Минута, час, неделя, пополам расколоты.
Пушинки тополей в осенних кактусах
На подоконнике заставят улыбнуться.
Они напомнят о тебе,
Ты говорил: какая наглость
Кого-то заставлять дышать собой…
Я поняла, и я хочу очнуться
И глубоко вдохнуть тебя в бездушном ветре.
Не верить больше в Бога и в людей.
Как просто потеряться и в одном метре
В глазах, улыбках, миллиардах снов, идей…
Открыть окно, и не заметить воздух.
Не знать, забыть, какого цвета он.
Казаться очень маленькой, серьезной.
Проснуться. Без тебя я – чей-то сон.
"Darling"
Дом напротив обвели по краям черным, не позволяя голубой краске, укрывающей стены, слиться с безвкусной серостью плоского утреннего неба.
На приоткрытой форточке проступили тени.
Облачная нежность была везде, она наполняла и шестиугольную комнату, согретую дыханием, она пробиралась в коридор, боясь потерять свою прохладу и свежесть в тепле чужой норки.
Я завернулась в пушистое одеяло, и потеряла еще один день. Подарила его обрывкам тебя в своей памяти. Черно-белые фотки, неясные улыбки, серьезные слова, забавные поступки, неловкие движения, смех, штанишки в клетку, Nirvana, водка с апельсиновым соком, лето, колючий ежик, ночь и скорость за стеклами, круглосуточные магазинчики на заправках, молочный шоколад, честерфилд, пиши, пересадка в Вене, лепестки роз из конверта, сухая боль в глазах, безумная нежность…
Так много, долго.… Не могу.
Небо. Heathrow.
- Darling!
Забывая одно, мы тут же вспоминали другое, еще более зыбкое, но в ярком свете простое. Мы долго смотрим друг на друга, силясь понять, что стряслось. Мне кажется, это всего лишь одиночество навсегда закралось в наши мысли.
Молочный шоколад, честерфилд, пересадка в Вене.
Сегодня я снова видела из своего окна ангела, камнем рухнувшего вниз. Прохожие брезгливо обходили его исковерканное тело, лежащее на асфальте в луже крови. Но на этот раз ничего не дрогнуло во мне.
"не впущу"
Мне плохо здесь, взаперти. Я выглядываю за дверь, но тут же захлопываю ее, едва успевая спасти охваченные желтоватой шкуркой палочки пальцев. Сквозь пепельный бетон стен лестничной клетки на меня бросает красноречивые взгляды она, выскальзывая из колких порывов ядовитого стального ветра. Под громкий стук смыкающегося там, где еще пахнет теплом моих рук, жестокого железа, я прохожу по бесконечному коридору, еще не зная, куда сверну. Коридор оказывается бесхитростно кратким, и горстка напряженных мышц сталкивается с плоскостью обоев в цветочек.
Мокрыми ресницами я бережно ощупываю сухую бумагу, и, не почувствовав опасности сползаю на озаренный изнутри десятками тонких свечей, горящих внизу, пол. В дверь стучат. Нетвердо, два раза, потом еще один. Я хочу, чтобы травяной металл моей странной двери выпустил шипы, но он не сможет, и я не сержусь. Я пытаюсь отключиться, уйти от звуков внутри моего черепа, чтобы не волноваться. Чтобы не чуять, как разрываются под кожей от напряжения кусочки моего дня. Сквозь непривычно прозрачный воздух, я чувствую свободу распахнутого окна слева. Наполовину скрыта стеклом моя излюбленная картинка – закат, но ритмичный стук заглушает нежную музыку. Мне хочется плакать, но кажется, если я заплачу – точно сойду с ума. Рисую
вид со стороны: от стылой массы в темноте отклеивается дрожащая тварь, резко рвет вливающуюся в окно радость, и, прижавшись носом к холодному стеклу, смотрит, как умирающее солнце, крича, размазывается по новой прозрачной преграде. Мелодичный скрежет звонка. Нет, я ничего не слышу. Не хочу. Я не впущу тебя в свою душу, осень.
"страх"
Страх
Сделать шаг вперед,
Отступить,
И даже оглянуться.
Дрожь
Перед тем, что ждет,
Знать наверняка:
Я буду жить.
Может быть -
Не захочу проснуться.
Как учили:
Отвернуться от всех тех, кто не успел.
Об этом мы мечтали?
Шаг вперед.
Плечом к плечу.
Но только не смотри назад,
Не жалей друзей -
Они устали.
Опоздали.
Мы с тобой танцуем
В этой стае.
Я выбилась из сил,
И так не скоро полночь.
Твоя улыбка гордая –
Ее я буду помнить.
Ты, кажется, доволен.
А в моих глазах –
Страх.
Сделать шаг вперед,
Отступить,
И даже оглянуться.
"до смешного доходит..."
До смешного доходит –
Я люблю тебя, осень…
Разноцветную пряжу
Ветер под ноги бросил.
Сложишь рыжее сердце
На асфальте планеты -
Честный ветер напомнит,
Что любви нет на свете.
"последнее солнце"
Изрезанный солнечный свет растворял темноту, привычно растекаясь по пустым замерзшим переулкам, где одиночество переливается через крыши домов. Тепло его лучей согревало растекшиеся по мокрой акварели неба пятна голых тополей. Цвет его, струясь по стенам, наполнял комнату мягким полупрозрачным золотом.
Сияние пронизывало насквозь зелень листьев жителей подоконника, добавляя к их спокойной жизнерадостной красоте оттенок лета.
Солнце превращало небо в большую белую тарелку, и в ее безупречной чистоте, где-то в легкой дымке облаков, почти отражался мой мир.
Солнце играло с тенями на смятой простыне, солнце выбрасывало блики на мокрое дно большой чашки.
Вчера кофе не казалось горьким. Наверное, мне было все равно.
Здесь и сейчас, в метели мглы, крошки шоколадных зерен царапают горло безвкусной пустотой.
Оно было у нас, а мы не замечали. Жмурились, прятались за темными стеклами. Не умели радоваться и ценить. Последнее солнце.
"о людях и стеклах…(normal conditions)"
Тишина щекочет залатанный капрон вен, дико хочется стряхнуть на пол слипшиеся веревки волос, скинуть кожу, распахнуть окно и позволить сухому ветру разбрызгать кровь и порвать нервы.
Любовь топит себя в безумной нежности, чтобы не закричать. В этом доме лучше не кричать.
- Я прожила сто жизней, чтобы найти такую душу, как у тебя. Чистую.
Лишний взгляд.
Каждая линия, каждый вздох.
Сбившиеся черные кудри.
Нездоровый румянец на нежных щеках.
Рваный атлас губ.
Тонкие пальцы.
Она опустилась на корточки в углу, судорожно вдыхая тепло воздуха озябшими ладонями. Откуда-то издалека до нее доносились слабые стоны пустых улиц.
Вся дрожа и не в состоянии сдержать слезы – отчасти потому, что обрывки ее боли вызывают у нее такую грусть, а отчасти из-за страха, она закрыла лицо руками.
- Не говори ничего… Молчи. Тебе не нужно знать, отчего я плачу.
Усталость сжимала поток мыслей и чувств в большого колючего ежа, он царапался внутри, выбрасывал в горло скользкую массу холодного клея…
- По всем счетам уплачено.
Это пройдет.
В такие утренние часы дома, сидя, поджав под себя ноги, она очень похожа на свое отражение в ночи за окном.
Темные кудряшки распущены по плечам.
Ледяные огни красной крови заливают лицо..
Она облизывает сухие губы, от этого они болят еще больше.
Иногда тварь за стеклом, теперь уже старая, теперь уже вечная, еще не навсегда выходит из дешевой рамы, застывает, и, кажется, прислушивается к дыханию. Пока она стоит там, в ее глазах не прочитать никакой определенной мысли, но невозможно ошибиться и принять за что-то иное ненависть и любовь, скрывающиеся в них.
"каждая новая минута"
Каждая новая минута беспощадно убивала только что прошедшую, время спутывалось в липкие комки розовой жвачки, стекало на гнилой паркет, шипя, растекаясь в одноглазых, бессердечных, незавершенных в каждом углу улыбках. Нежный смех внутри черепа укутывал в непроницаемый туман радости сомнения и жалость к себе, освещал комнату сквозь изумрудную корочку глаз, шелестел лепестками акации по венам, переливался дрожью в коленях. В теплых струйках красной крови пряталась душа, вырвавшись на свободу, она заполнила комнату тошнотворным запахом бессмертия, затянула мир мягким безразличием, полоснула осенним сквозняком по мокрым запястьям, прощаясь…
"ты"
Черный дрозд, в горле взмах
В плоть перо за пером.
В чьих-то стойких сердцах
Стук земли, старый дом.
В полных стали глазах –
Их теперь не узнать –
Наша жизнь, твою мать…
Только боль – вспоминать.
Спиртом в венах стекло,
Шоколадная смерть.
Ночь, как час… вновь светло.
Мы не видим, но верь.
Моей кровью под небом
Разольет солнце свет,
Мы не дышим в толпе
Эту тысячу лет.
Но когда-нибудь утром
Ты оставишь меня,
Ты вернешься к кому-то
Память – нас – не храня.
Склею снегом ресницы,
И отрежу хвосты.
И до следующей жизни
Смысл моей пустоты –
Ты.
"дождь в кулечке..."
Мутный шорох
Полиэтилена
В изгибах пальцев.
Мокрые нитки
Небесной воды
По мятым преградам
Вниз стекают,
Где видно сквозь пленку
Полоски ладони
Сухой и соленой
За домом, над скучным
Скелетом клена.
"не дать рассыпать.."
Не дать рассыпать куски огня в холоде
Когда все стекла прозрачны, проколоты
По контуру неба. Можно.
Ты не был
Так чист… Я – только капли
В душу.
От голода, от одиночества.
Но я тебя вижу, скользя над крышей
Падаешь к солнцу.
Мне очень хочется
Что-то сказать, слишком пусто над городом.
Но все мои стоны свернулись от холода
В плюшевых тапочках маленькой мышкой…
Кричи, пожалуйста, тише…
Тише. Все спят, а я даже безмолвие
Слышу.
"...а я не сделаю тебе боль-но..."
А я не сделаю тебе боль-но… Дай руку – покажу сквозь твое стекло свою реальность, не бойся капель холода – окровавленные обрывки моего сердца расплавили не одно солнце…
Брызгами крови из-под твердости железных колес – крошками прозрачной осени по склонам бетонных терок – протертым плюшем слов по открытым ранам – снами полными луны до и после – песней волчат в клетке города – моя привязанность.
Веришь?
Посмотришь – не увидишь, отвернешься – нежные пальцы протирают кожу на плечах.
Ты меня любишь?
Ответ – молнией – защита скал черепа – в четырех стенах без крыши – дождь.
Толь-ко-те-бя.
Черт возьми, ты же не знаешь, что такое… любить.
Доказательство-индиви-ду-аль-нос-ти-чу-жой-ре-аль-нос-ти-неповторимости… необратимости..мые…измене-ни-я… Мягкий свет в глазах, а я – устаревшая версия твоего я – я… Я… так несовременна, консервативна, консервативность = нонконформизм?…но…
Ты же не знаешь, что такое… лю-бить…
А мне наплевать, меня много…
Только скажи… ты меня любишь?
И су-хи-ми порывами ветра над раздробленным калейдоскопом некогда хрустального сердца… толь-ко-те-бя… Не смей открывать мои глаза.
"яркий свет рвет глаза..."
Яркий свет рвет глаза на слои боли, ровные строчки поражают пустотой звуков, мысли - потоки грязи, лучи света, комки шерсти, ни кому ни кабельность – застывают в матовой безупречности воска, не обжигая, но лишая способности ощутить… крепче сжимаются губы, не боясь рассвета выскальзывающего из рваных ран….
Взгляд изнутри чувствует опасность на границах теней, отказывается понимать переходы, стремится к безупречности… дерьма под ногами.
И в паутине недосказанности и страха, красоты и независимости, безумия и здравого смысла… из серой массы – пены – выбираешься ты…
Я хочу согреть тебя сиянием своих глаз, а они туманнее ночи без звезд, безобразнее пустоты.
Я хочу вырвать свои глаза, чтобы лучше видеть, но у меня нет глаз.
Ты темнеешь без причины, но я назову тебя своим доказательством самодостаточности контрастов.
И я слышу сквозь обман истерик своего шепота, что мои слова для тебя не важны – звуки – и как я тебя понимаю.
Дышать – не просто, ниже полос голосовых связок – пус-то-та, проникает в чистоту шизофрении… руки дрожат… ответ…
Ответ… я вспоминаю песню и слышу эхо своего безмолвия…
Ничего ты для меня не значишь… признание собственной существенности – все, чего я жду…
Твоя – факт.
"ZимА"
Когда не знаешь, сколько снежинок потребовалось, чтобы обжечь твои руки болью и вытягивать пыльные кости, разрывая кожу изнутри, смывая пылинки кровью, смешивая со снегом…
Когда вытряхиваешь снег из капюшона и выплескиваешь остывшее кофе с рук на щеки, чтобы согреться…
Когда оно прилипает к тебе кристаллами сахара и ты умываешься водой, такой холодной, что щеки горят сильнее…
Когда на пушистом белом свитере – кофе – коричневыми пятнами – вкусно пахнет…
Когда кто-то хватает тебя за руку, смеется, а фенечка, подаренная человеком, которого не увидишь больше никогда – рассыпается…
Когда вплетаешь ее остатки в другую – теплые ладошки, красное вино и ледяная прозрачность стекла…
Когда глаза и улыбка светятся в кусочке нашего вечера…
Когда понимаешь – счастье – прежде всего теплое, зима…
Мягкая ласка, небрежная нежность – осколками поцелуев по персиковому пуху щек… Твои руки пахнут дымом, но свежестью… и ты безнадежно настоящий… Я не помню чужих имен, я не умею делать ошибок, но на трещинах губ спорит с криками ветра новое слово – любовь…
Мы топчемся на краю обрыва, следы ног – везде, были люди – упали, я бросаю глаза в пропасть и вижу – море кончается там, среди неуклюжих кусков цемента бродят в тишине калеки, предлагая друг другу вырванные сердца… Земля пропиталась бы кровью, но нет земли, нет цветов – только горячий асфальт… он шипит, превращая кровь в розовую жвачку, и хочет расплавить ледяную скалу чистоты, где – мы…
Я прошу тебя – не летай, не нужно, ты можешь упасть… а ты отрезаешь свои крылья…
Когда устаешь от радости заснеженного леса, когда не работает лифт, а ботинки оставляют мокрые следы оживляя серый подъезд стуком каблучков…
Когда скидываешь пальто и падаешь на кровать, включаешь музыку и взахлеб рассказываешь лучшему в мире человеку, что-то…не важно что…
Когда наконец-то согреваются руки, и ты засыпаешь, бормоча что скоро весна… и тебе обязательно снится что-то… не важно что…
"сказка"
Анна увидела самую яркую звезду три дня назад. Небо было темным, звезда – яркой. Как же не увидеть? Анна не обратила внимания на звезду.
Землю со звезды не видно, Анну – тем более.
А звезда просто знала.
«Это судьба» - прошелестел горсткой песка по единственной пустыне кусочек никому не нужной радости и упал.
Анна не успела загадать желание – за спиной подозрительно громко зашипел чайник.
Анна отвернулась от окна, и, панически боясь катастроф, рванулась к плите. Хорошо, что плита была только одна, хорошо, что ничего страшного на ней не происходило.
Звезда валялась на пыльной дороге под окном Анны, и машины, одна за другой, поспешно отрезали лапы ее лучей.
Звезда пискнула от боли.
«Сама виновата», - подумало небо, выталкивая солнце вперед.
«Ну-почему-же-он-не-позвонил», - подумала Анна, засыпая.
Солнце послушно убило звезду.
Что может быть страшнее необходимости спорить с безупречностью света?…
Анна открыла глаза. Чайник не шипел. Анна посмотрела на небо. Звезды не было на месте, но что здесь удивительного – солнце.
Все зря?…
"он неправ"
Не смотри на облака, он неправ…
За цветными стеклами моих глаз – тупая боль, в горло возвращаются обрывки твоих слов, цепляются за ошметки сердца и обугленные нервы… хотят задавить нашу минуту, сгустком запекшейся крови, прохладным змеиным ядом…
Мне больно, а ты говорил, что убьешь, если я скажу… попрошу… убей Бога… размажь по небу облака белой гуашью… пусть его грязная кровь застынет колючими розами на
заснеженных вершинах звезды по имени Солнце…
Мне холодно и больно… боюсь, что дождь – ножи льда разрывают щеки румянцем… за решетку ресниц, сквозь сетку разбросанных ветром волос и главное – стены наигранности – нырни в меня… ты увидишь… может быть.
Я свернусь бесстрашной молью в складках твоей души… я отдам тебе свои легкие, вырву с кровью пальцами послушных слитков кислорода и выброшу из глаз на самое белое облако… и буду дышать – тобой… хочешь? хочешь, я брошу курить? Хочешь?
Разве я не достойна… отдай лишенную смысла жизнь за кусочки мира – капли холодной крови, трещинки на моих губах, мы будем бросать друг другу поцелуи под замерзшим солнцем… мыльные пузыри унесут мои вздохи в небо… вспомни… может быть?
Взгляд… из пены облаков… он притаился в луже… раздави его грязной подошвой, он не прав… разбей…
Ты никому ничего не должен, а мы – можем остаться вместе, истина – в царапинах на песке, счастье – в каплях дождя, не пожелавших раствориться в море боли…
Новая я – боюсь своей боли, боюсь наших слов, боюсь бессмысленности смысла… не нужно, не уезжай…
Наши глаза пересекутся – на взорванной одиночеством пустоте пыльного окна купе, за которым мог быть ты... мы проводим пустоту, мы небрежно взмахнем ей вслед сцепленными теплыми ладошками, плюнем… и полные терпкого дыма вагоны растворятся в ранах заката…
Ах, этот подонок с четвертого облака?… он высохнет, высохнет, застряв красными прожилками глаз в грязной луже, в запахе вокзала, слез и соленых огурцов… мы не пожалеем – растопчем его, мы будем валяться до утра в пыли перона и улыбаться нашим новым звездам…
"мой ангел"
Не любовь?… – за одно слово, за плевок в сторону любой вещи, любой условности, напоминающей мне о нем… я хочу занозой влезть под шкурку ногтей говорящего, уколоть его в самое сердце и ядовитым плевком вырваться на свободу…
Нет?
Мне не важно, что люди кричат обо мне… все равно, что – о нас… но о нем? Не трогайте, не смейте… он – ангел…
Да… да, от взъерошенных ветром русых волос до железных носков тяжелых ботинок – он в грязи… он испачкался, но все мы тонем в этом мире, не его вина, он – мой ангел…
И я поверю каждому его слову, даже если стройный ряд предсказателей закричит – вздор, я поверю, что земля – квадратная…
Когда-нибудь тень ресниц вновь упадет на черные шпалы бессмысленных строк, и я пойму, что его больше нет во мне… кем быть наедине с тварью по имени Я?
Усмехнусь, брошу о стену неба хрупкую, равностороннюю планетку, посмотрю, как четкие очертания прямых углов теряются в синем тумане… разве можно не верить срывающемуся на крик шепоту в шелесте крыльев?
"уши и тараканы/2002/прелюдия"
Дырки в ушах, замечательные, такие необходимые, с неограниченным сроком годности – заросли.
Ковыляя на шпильках, призванных испортить мне жизнь в честь прекрасного шанса доказать всем, что я могу выглядеть ну оч-чень женственно, я вернулась в номер с определенной целью – повесить на себя подаренные им серьги.
Кусая губы, я с ненавистью тыкала острой железкой в мочку. Перед глазами расползалась его обиженная физиономия. Забыла?! Не понравились?!
Ничего не скажет, убьет взглядом? Едва ли. Нам не привыкать, гы-гы.
Телефон послушно позвонил маме,
- С новым годом.
Мой старый голос пожаловался на отвратительную погоду, уши... Уши, уши, уши, все дело в них.
В дверь постучали. В чем-то коричневом он был безнадежно похож на таракана. Слезы застилали глаза и улыбка насекомого расплывалась до невероятных размеров, теряя все оттенки… Рука потянулась к тапку.
- О-оу, - пискнула встроенная аська. Сообщение от ангела-хранителя.
Суть послания заключалась в попытке убедить меня в бесполезности подобных поступков.
Задумчиво почесывая пятку, я стояла на пороге, даже не подозревая о черных ручейках туши на щеках.
Таракан взволнованно прыгал вокруг.
"дневниk 27.01.02."
День как день… Сегодня.
Не хотелось верить. Но.
Утром сквозь стекло я увидела потоки крови солнечных зайчиков.
Они прилипли к оболочке моих глаз, и этот безумный желтый не выпустит меня в твердую серость с яркой, заполненной светом и бирюзовой акварелью, шевелюрой… но разве я не была там, разве не помню…
Мало хорошего, очень мало…
День как день…
Шипение машин за окном, но их не видно… окно расползлось на всю стену, но оно смотрит не вниз… сегодня показывают гнилые кишки оттаивающих деревьев… свет льется… но не мои глаза освещают эти лужи…
Хочется курить… хочется, чтобы у тела был газ, тормоз… вышла на встречную… вдох… ой… и я царапаю краснеющий от стыда асфальт…
Разве хочется умереть?… нет, нет… жизнь прекрасна…
Еще бы…
Горло аккуратно надрезали, вывернули наизнанку, и исправно посыпают пеплом… пить больно… шипит, шипы… знаю, знаю… это сожженые трупы… танцевать на могилах друзей?… зачем закапывать их?… кремировать, кремировать, тщательно пережевывать пепел…
Ппплохо…
Тук-тук… тук-тук по липкому столу, ничего кошачьего… тук… ногти отрастают… ногти… я могу сгрызть их до крови, искусать пальцы, опустить в мисочку с солью… минералы, 25 минералов, чтобы лучше росссссссссссссссли, боль отрезвляет, а шрамы… к чему нам шрамы, ожоги?… следы…
Живи, дыши, только не пересекайся с людьми, только не оставь следов…
О-ди-но-чес-тво… как зажевали слово, как легко им бросаются, оно потеряно для меня, ему не описать… общество зеленых монстров, плюющихся кислородом… теплые ладошки… заплетай и расплетай косички… рвать ткань… и снова резать руки…
Сколько дней не было необходимости… сейчас я хочу жить… наступило сегодня…
Рассыпанные краски и цветные лужи на ковре…
Ухмыляется… но сегодня… Ооо, Сегодня… он такой бумажный… порвать, уничтожить, но… бесполезно…
Пусть смотрит на меня, любовь – просто слова, просто слова, мы дышали, мы пользовались случаем заглянуть в чужие глаза, выпить чужую кровь, мы просто… как легко убить что-то хорошее, правда?…
Безумно легко… легкость, свобода доводит до безумия…
А мне все равно, все равно, все равно, все равно, все равно, все равно, все равно, все равно, все равно…
"ждите ответа"
«Время года терять» (Мэгги).
Я не помню чисел, я потеряла счет дням с того самого – когда я очнулась в твоем мире.
Я не знала, кому он принадлежит. Я боялась зеркал, высоты, колючих роз. Я опережала цинизмом необъяснимые эмоции и ускользала от отличной от паразитизма дружбы. Я потеряла наши сценарии, я забыла о существовании твоей роли – импровизация.
Я разворачивалась и убегала – ломала все устои, казалось мне – все было, как положено. Сердце вырывалось, я кашляла, давилась слезами и кровью – правильная жизнь. Я боялась хозяина этой планеты. А потом мы с тобой встретились. Я была чужой здесь, я знала, что каждая острая травинка, каждое новое солнце принадлежит тебе – и топтала зелень, выдыхала тучи. Ты объяснил мне, что все наше. Ты поверил, что ты – Бог.
Мы потерялись – совсем ненадолго, но ты словил отблеск моих глаз в осенней луже. Ты услышал шелест пережившей всех листвы. Гнилой желтый утверждал, что каждый – Бог для меня. Что ты не первый, ты не последний, да и не единственный – даже в этой жизни…
И он был прав… он был прав, откуда знать ему, что творилось внутри, я никогда не пускала туда мертвую осень…
Тебе было больно. Ты поверил ему, ты сорвал крылья, ты простил, ты просил не говорить, что люблю… Молчать. Молчать.
И я молчала. Мой Бог сказал, что теперь есть Алиса. Что с ней просто, что она не изменит. Я усмехнулась. Мне было больно, но гордость сдавила виски, отвлекая от растоптанной любви.
- Тебе все равно?, - всеми снежными тучами ты возмущенно свалился на мое лето. – Тебе все равно?
Я преданно молчала.
- Ты никогда не любила, - шаги дождя заглушали стоны.
- Я люблю тебя, - уколола я, для разнообразия скрывшись под зонтиком.
Времена года раскричались, сбились, исчезли… Зима – чужой почерк на песке… ждите ответа.
* * *
В черно-белой глубине закрытых глаз,
В дыме сигарет, укутавшем ресницы –
Я хочу увидеть каждый раз,
И потрогать то, что тебе снится.
Я хочу быть фоном всей мечты,
Или между-прочим-БЫТЬ –на первом плане.
Спрятавшись в оковах чистоты
Притвориться каплей в океане.
Струйкой вздохов согревать ладони,
И не выдохнуть последние слова…
Не понять, что ты меня услышал.
Так и не узнать, что не права.
"loser"
blood, tears, loud silence, falling, falling...
you have no right for him... forget, forget.
and he can"t hear you...
it hurts, stop calling.
and he"s not something you can simply get.
put your cold hands around angel"s shoulders
kiss poisoned lips -
a bitter sweet escape...
and ask the darkness:
who forgot to warn us?
love isn"t everlasting.
its a game.
and so is life...
no, you won"t live forever...
live fast, die young,
no strings, no scrubs, no pain.
remind your broken heart:
love is a game, keep playing.
playing?
you"ve lost the last one.
you"re a loser...
what a shame...
"по привычке..."
пустить тюбик красной гуаши по венам,
устало размазать забытые чувства
по чужим гниющим мозгам...
рыдать по привычке и повторять, прижавшись
к безупречному стеклу теплыми веснушками -
люблю...
чтобы не позволить себе забыть, что жива...
чтобы не позволить себе...
чтобы не растоптать свои идеалы случайно..
все время смотри под ноги...
он валяется там, в грязи...
склониться к нему, вытащить из лужи за ногу,
плюнуть и протереть рваным носком, улыбнуться...
и почувствовать, как его цинизм режет твою нежность...
швырнуть обратно в лужу...
жить... выплевывать НЕТ словно признание...
молодой человек, вы опять раскололи
в больной голове моей солнца портрет...
кажется, когда я дышу без него - я изменяю ...
у меня нет права...
остановите кровь... красная гуашь...
"десятая с половиной"
"... я верю, не будет больно.
я помню, как это делать..."
Z.
На моем запястье в липких струйках запутался твой блядский бог...Найди оправдание моей свободе...оправдание для меня...ищи, тварь, ищи...
Плохо.
Безупречно, но плохо.
Весна.
Хорошо было с тобой.
Слизывать теплый клубничный кисель...
Смотреть в одну точку на небе.
Писать стихи, строчку ты - строчку я.
Спускаться на тонущие в неоправданной нежности нового солнца крыши с дождливого неба, что выше чужих взглядов.
И захлебываться серыми звуками от гудка до гудка...
И различать в шагах дождя твой голос - и не цепляться перепонками за острые скалы воздуха, наконец...наконец-то.
И забывать сообщить окружающим о твоем существовании, внезапно испугавшись цинизма... только бы не запачкаться, только бы отражать лучи твоих глаз по-прежнему...
И понимать, что мы принадлежим друг другу,и верить, что здесь мы решаем кому жить...
Кому умирать...
И знать, что права голоса у тебя не было, ни на минуту не усомнившись в мечте...
И не плакать...
Разве что ночью, разве что от слова "банально"...
И написать густой алой на брезенте - БОГА НЕТ, и коснуться глазами нервных букв через десять с половиной жизней...
И вспомнить все...
И понять, что вторая половина пройдет сегодня...
Длинный день, холодные макароны мыслей...
Бога нет?...
Улыбается на запястье...
"cтихи и рельсы"
Vivat Anarchia...
Уходят поезда.
Здесь стекол больше, чем травы.
В душе металлолом,
Дерьмо. Ах да, и солнце.
Обожглась - и маски слезли.
"Твои друзья - бомжи,
Ты блядь."
Любовь - не навсегда всегда,
Скучны и жизнь, и смерть.
Что вены, что душа -
Одни порезы.
Что город мой?
Столбы и рельсы.
Ветер резвый.
Взъерошенные кудри.
Мокрые глаза.
И рыжий пес, похожий на огонь.
И брат, быть может,
Спит в гробу соседнем.
"С тобой мы одной крови..."
Шепот по весне - такой осенний.
Как лезвие привычное во взгляде -
Не тронь...
Хочешь, мы будем проще?
Давай, я пущу твою жизнь
В этот воздух.
Яркой струей.
Хочешь, мы будем...по почте...
Не видеться лишь одну жизнь.
Марки, короткие годы.
Из города нашего - город
Твой-мой.
Об одной погоде.
Хочешь, мы станем стихами?
Бледными, белыми - пусть.
Смерть рифмам к лицу между нами.
Хочешь- мы сможем быть прозой.
Ровными рельсами
Параллельными.
Но вместе.
А ты хочешь? ...я буду веснушкой
На твоем холодном носу.
Хочешь?
Я боюсь поездов.
Боюсь их отчаянной злости.
Я боюсь направлений, точных до боли.
Решенных без слов.
Я боюсь всех вагонов - каждый тебя
Проглотит.
Я боюсь неозвученных снов
Опустевших перронов.
Хватит...
"сказка для солнечных девочек"
"…я просто знаю, что в последний момент, когда тебе никто не поверит, прохожий на остановке возьмет и укроет тебя под плащом…"
"Сплин".
Время летать, или показалось? Уже не важно. И не верится, что солнце лапает, оставляя оранжевые кляксы, мой вклад в серость… привычно безумные общепринятые вещи нехотя сбрасывают показную эпохальность… так теряются в октябрьской пыли листья, изрезавшие майские глаза яркостью красок…
Пахнет сиренью… Может быть, пахну я. Как забавно, я – сирень. Хочу быть ей… что ж, теперь я свободна. Я могу все и, видно, поэтому, мне не хочется ничего слишком сильно. Я только спешу к тебе. Замечтавшись, я не замечаю, что растекаюсь по асфальту десятком красных змей, но ловлю лучи чужих глаз и смущенно сматываюсь с места преступления. На место наказания, быть может. Может быть. Мысли размазываются по серым стенам яркими мазками – последняя боль… Кажется, я что-то разбила… Мама, извини, я случайно… На этот раз я разбила себя.
Легким ветерком цепляюсь за пустой трамвайчик. Нужно спешить. Мы звеним на узких улочках, я дребезжу в стеклах и смеюсь, запутавшись в чужих волосах. Я жива. Слетаю на следующей остановке!
Случайный сиреневый ураган несет меня к нужному дому, но в двух шагах от зеленых ворот небрежно швыряет в лужу, влюбившись в лохматого пса…
Лужа становится мной и краснеет от счастья, а я боюсь, что это кровь, а не вишневый сок, и вырываюсь в воздух, роняя розоватые капли в сухую грязь.
Взмах едва отросшими крыльями ресниц – и я в комнате. Окно распахнуто, здесь всегда рады знакомым душам. На кровати лежит растрепанная девочка в цветастом сарафанчике, она пишет письмо тебе. Ровные строчки покрывают бессмысленную белизну, а между ними что-то загадочно светится. Оно пахнет неуверенной, но невыносимой болью и неосознанным тихим счастьем.
С ее вздохом я падаю на клетчатый лист. Растерянно вгрызаюсь в него. Кто умер, я?
Она чуть задевает меня розовым языком, соскользнувшим с полоски сладковатого клея, и я в первый раз замечаю дым за решеткой черных ресниц. Сожженная мечта?
Быстро забываю плохое теперь.
Душный конверт без окон и дверей.
- Очень приятно, Смерть.
Я наигранно смеюсь и перечитываю письмо.
Жаль, нет ни карандашика, ни ручки, ни ножки…
Но ты-то не можешь неправильно понять.
Время больше не бритва, не вода, не воск… время – пластилин. Время подчиняется мне.
За две недели в конверте я успела вспомнить твои губы.
Сквозь рваные края я вижу свое красивое синее небо.
Черт побери, в чьих я руках!
Теряя воздушные перья от ударов, и рискуя обветрить ошметки прозрачных нервов, я потерялась в русых волосах, поцеловала руки, укусила тебя за ухо, соскользнула вниз по щеке и захлебнулась… откашлявшись на козырьке твоей любимой кепки, я недоверчиво посмотрела в знакомые глаза, бесстрашно свесившись вниз. Ты чего это? Мальчики не плачут, щенок. Я, конечно, понимаю, что ты рад, но не стоит… Сейчас разберемся. Что у нас во взгляде? Эй, это смертельно! Подумать только – одиночество! Где ты подцепил? Ухватившись за него наспех выращенными клыками, я вырвала гадость из теплой бирюзы, и швырнула в твою вредную черную кошку.
А какие сюрпризы внутри? С очередной порцией воздуха я нырнула в тебя и, решив, что неотложных дел не бывает, заснула прижавшись к твоему сердцу. Мне хотелось сначала поцарапаться в него и посмотреть на цвет твоей любви, когда ты увидишь меня, – где бы мы еще встретились? Но в таком виде…
Моя первая порция снов о людях была проглочена. Я проснулась и, сладко зевнув, выпустила в тебя карамельное облачко. Тишина подозрительно громко кричала. Что-то изменилось. В тебе стало холодно и пусто.
Я просто видела, что тебя здесь нет. Даже в пятках.
Испуганно метнувшись в чужой мир, я встретилась с желтыми глазами твоей проклятой кошки. Выброшенное накануне одиночество висело дорожным знаком на рваном ухе. Воплем ветра, переходящим в истеричное «мяу», я спряталась в черном зверьке и задохнулась от счастья. Что скажешь, ангел, ты просто проходил мимо?
Сегодня ночью мы гуляли по остывающим крышам, а на пурпурном рассвете подкараулили Печкина у скрипучих дверей почты. Мы счастливы, но иногда так хочется понюхать старых друзей.
"девоЧке"
... девочка, у тебя нет пилочки?
маникюрными ножничками
я разрежу все ниточки.
у тебя аккуратные ногтики.
мои руки - в порезах.
бритвочки...
не игрушки? ну что ты, девочка.
я - не ты, чур меня,
может быть, я ночь...
расчерчу луной все границы
порву ниточки - точно
скрипите, скрипочки...
милая девочка... прочь.
я люблю тебя - точь-в-точь
как любую другую сволочь...
"постоянный насморк"
На небе складкой
Пустой дом напротив
Окна – ворота,
Антенны – заплатки…
В книгах – закладки.
Вырвать странички.
Грязные птички.
Цветут абрикосы,
Форточка мерзнет.
В волосах – осень,
Высохшей струйкой
Вчерашних слез неба.
В комнате где
Кто-то так давно не был
Плавные строчки,
Бессрочная память.
Веточка – почки
Взорвутся в стакане.
Будет утро – увянет.
Так будет, знаешь?
Не сгореть…
Слишком чистой
И точной в числах
Оказалась весна…
Неуверенным ветром
Цепляется март
За скучные крыши.
Я дальше, ты ближе.
Рыжей кошкой в потемках
Спрыгну с ума
Сама.
Сделай громче мир, тише.
Только твой голос – слышен.
C’est n’est pas mal.
Это хуже.
Ужас. Стужа. Как будто зима –
Март.
"семечки"
Липкая серость, ступеньки.
Здесь нет неба.
Замерзший, застывший, смущенный асфальт.
Необитаемые глаза. Проглоченные улыбки.
Отвернуться к исписанной стене и не позволить себе подавиться смехом.
Стальной крик в пластилиновом гуле.
Нежданный ответ – подарком в кулечке из полосатой газеты.
Еще прохладное, уже тепло.
Будем жить.
Смотри… живой взгляд.
Тускло-зеленый оливковый огонь…
Лохматое счастье…
У тебя есть Имя?
По холодному полу звездами рассыпаны семечки из разбитой оранжевой тыквы.
Ее осколок здесь за луну.
Для ангелов.
Для голубей.
Для чаек, если метро споет им песню волн.
Или ее спою я.
"зеленоглазому поэту"
Разве не оптимальное проявление одиночества – заставить все свои глаза обреченно расплываться безобразным воском по спящему телефону, кровожадно покалывая черную артерию. Шипение: позвони. Позвони, ты же чувствуешь меня.
Едкий дым в голове. Горит сухая травка принципов и идеалов. Как жаль, это еще можно было покурить с друзьями – к чему учинять такой грандиозный пожар? Пожалуй, это даже покажут в новостях.
Девочка сгорела.
Плавные линии хрупкого оценщика шансов выжить.
Выдавить ртуть струйкой прохладного змеиного яда, заплести в косы.
Длина линий? Направление смерти? Пусть смотрит в глаза, сволочь. Нет, нет, нет, только не дайте доброй даме уйти. С ее руками на плечах мне спокойней и привычней кричать: позвони.
Знаешь, ночи тишины, капающей из дырявой трубки мне не хватит, чтобы поверить, что ничего у нас не получится.
"я видела зеленый взгляд..."
Я видела зеленый взгляд в осенней мокрой кляксе.
Ты высыхал, шурша кленово-рыжими ресницами,
Я утонула рядом, всхлипнув: где же разница?...
Услышу ли я что тебе-мне снится...
За топотом дождя твой запах сладкой пылью
Покусывал булыжники на теплой мостовой,
Я пробежала мимо, усмехнувшись:
Ах, наглый ветер изменяет мне с мечтой!
Ты облизал мои ладони первым чистым снегом.
"Возьмите себя в руки, сэр", - распугивала хлопья я...
Не зная, кто из нас родился человеком.
Не ты?... и, очевидно, очень видно, что не я...
"мягко..."
Ты...
Мягко
До распада
На перышки.
Тепло
До тошноты,
Отвращения.
Ты погладишь,
Не одернешь.
Не поставишь на место.
Не плюнешь.
А снова попросишь прощения.
Ты ничтожество.
Что же...
Легко повторять.
Аб-со-лют-но любить,
...приговор...
Но царапать ресницами злобно.
Прочитать: без тебя я умру,
И озвучить: с тобой мне удобно...
"запутаны косы..."
запутаны косы апрельских улиц
вплетайте любовь, господа...
веснушки - на нос, немного осталось.
привычные писки худеющих куриц,
и кажется кровью вода...
не трогай меня - это жалость.
равномерно, безвкусно замазано небо
толстым слоем нелепых обид.
кактус-стекло-тополя...
рубашка-на майку-кожа...
я так на кого-то похожа,
скорее всего, на тебя...
ты во мне.
а в окне, в глубине -
сопливо, дождливо, игриво.
снаружи... сама не своя.
все же я.
не вырваться... а друзья
в гостях у серого бога...
куда мне теперь дорога?
цеплялась к прохожим я.
и смерть изумленно смотрела
как тень из лужи взлетела-
ее разбудили ноги...
и в голосе - рваные строки
как ново: боюсь не понять...
но сплю на твоем пороге...
"mn"
Блевать
Твоей колючей болью.
Пить
Отравленную жизнь
Хищно облизываясь,
Униженно мяукая,
Как тебе удобней,
Как тебе проще.
Отворачиваясь -
Давиться безразличием.
И возвращаться туда,
Где совсем не нужна.
Взлететь
Прикрывшись улыбкой,
Как прятала под подушкой
Дыхание прошлой ночью.
Упасть
К твоим ногам.
Гордо быть грязью.
Избить себя ресницами
Пытаясь скрыть что-то
Слишком искреннее.
Боюсь твоего страха.
Не шевелиться
Дрожа - не сделать хуже.
Смотреть,
Как ты валяешься в луже.
Плакать дождем.
Безнадежнее, глубже.
Замерзнуть.
Испачкаться
О не твои лица
Смертельной пустотой
Раствориться
В твоем незнакомом запахе.
И плакать,
Плеваться кусками души
Из-за той,
Что сделала больно тебе...
Что не я.
Что не мой.
Что не мне
Зализывать раны...
Весной ранней...
И с надеждой нырнуть в глаза...
Не ждал, не узнал, не заметил.
"йоке"
Мы смахивали подошвами пыль с поджаренной дороги.
Мы сплевывали злыми словами жесткий, кипящий воздух, вцепившийся в тяжелые легкие.
Вдох оседает на горячих стенах красного кирррпича сожжеными листьями... выдох – небрежным ударом лезвий метлы.
Дышать не хотелось, но еще меньше хотелось упасть в глазах спутника. Лучше захлебнуться небесной грязью.
Бензиновая радуга скромно расплылась вверху, с ее края нагло закапало.
Ложная тревога – сухой дождь – лишь ветер дует - вниз…
И лужа над головой навсегда под стеклом.
Мы топаем.
Дорога непоколебима – попробуй оставить царапинку.
Любовь по-летнему бесследна.
Я знаю, что не смогу вернуться на старую тропинку – слишком долго идти. Ведь и этот кошмар приведет нас к чему-то в конце концов. Правда?... но я уже не верю. Но я уже не вернусь.
Мы стряхиваем, выбиваем пыль нежными не по миру, дорогими не по цене старыми кроссовками, но она снова оседает под тяжестью мокрых от крови перьев, срывающихся с гниющих крыльев моего ангела-хранителя...
"добрые псы..."
Добрые псы прячут хвосты от лезвий дождя,
На рассвете апрельской луны стаей волков выходят
Из окон забытых заводов.
Бирюзу неба скрывает отлично
Решетка ресниц ребенка пустых переходов...
Он поет о любви,
Но ему не забыть, что плакать, смеяться – дурная привычка.
Все за дымкой презрения,
Вызовом русых кудряшек...
Он не помнит имен, что их помнить – Маш и Наташек?
Для кого-то он Бог, для кого-то грязь,
Он может взлететь. Ему проще – упасть.
В безумии шепота: «ангел…»
В глупости крика: «мразь!»
Он не знает моих вариантов,
Не поверит в мои законы.
Не поймет, почему умирают
За недосказанность дружбы –
Чтоб не было больно...
Здесь не в доказательствах дело,
Не в цифрах.
Иногда верить – нужно.
Он меня к себе не подпустит,
Мне самой приближаться страшно.
Пью с чужими – пусть не будет грусти
В полумертвых глазах вчерашних.
"underneath the bridge"
Со-ро-ко-ножкой
частыми шажками по шпалам в мире испуганных собак и наглых сорок.
Сороконожка спешат. Другой дороги нет.
Короткими фразами, длинными взглядами сама с собой+ потрогай дрожит?
Темно+
Тупая синяя морда смеется и гудит за поворотом.
Темно+
Смерть зажигает огни.
Я здесь потому, что жива.
Как не потерять реальность, обнаружив себя по уши в мрачной сказке?
Сказка о братьях. Сказка о счастье. Сказка о сказках.
Ржавая лысина старого моста щедро посыпана галькой верю звукам.
+underneath the bridge+
Скатись вниз, выйди из облака пыли грязным ангелом к колоннам своего дворца.
Исповедь в кашле поездов, песня сквозь чужие строки в тени.
Исписанные жизнью столбы уходят в бетонное небо. Кое-где к нам тянется бирюзовая весенняя отрава но не ночью+
Не бойся теней, царапающих ногтями землю у твоих ног. Не бойся призраков, разводящих костры. Полюби старые песни, запутавшиеся в недоплетенных феньках воздуха решишься ли ты завязать их на полосатом от неуверенных прощаний запястье?
Здесь можно смотреть в глаза+ даже себе+
Something in the way, yeah, mmm+
"underneath the bridge(II)"
Ровными железнодорожными строками... акварельными всхлипами краснеющего неба...
Четкими стежками новостроек с забытыми иглами антенн... рассыпанным бисером, изорванными косичками ярких ниток – свалка...
Тихие игры со слепым железным червяком. Что для него твоя жизнь?
Что для тебя твоя жизнь?...
Кто захочет узнать – какая музыка звучала в разбитом плейере?
Где обрывается песня шагов по шпалам... где задыхается свободой ветер в рассыпанных по плечам кудряшках...
Нервными точками – мост...
Его болезненная неуверенность в себе исчерчена продолжением шрама... и он ждет стука сердец фаршем забивших холодные вагоны... и он просто чего-то ждет...
Не оглядываясь, вцепившись друг в друга крючковатыми лапами замысловатых креплений, синие, зеленые... мертвые сороконожки проносятся мимо.
Он ждет тепла ладоней на рыжих перилах, он ждет теней на обнаженных оковах и лучей нового солнца в сыром полумраке проглоченной им пропасти... Ему нечего ждать...
Скатиться вниз, выбрасывая облака медной пыли в небо с бетонным дном...
Обрывки ненужной больше бирюзы в его обломках... скелетами ядовитых рыб – умирающие кусты...
Отрубленные пальцы толстых стволов... их пережеванные кости – холодной эпитафией огню...
Волосы мягкими струями заплевывают колени, стекают по замерзшим рукам... лезвия ресниц в линиях жизни... при ближайшем рассмотрении – приговор – не судьба...
Свет сквозь пальцы – сияние захлебнувшегося холодной тенью мира...
Кто здесь...
Кто здесь был?
кто пил за успех безнадежного дела из разбитой бутылки...
чью бледную кожу покрывала не-прощальными поцелуями несмелая кровь...
кто стоял на коленях перед грязной колонной родного дворца, уходящей в бетонные своды неба и выводил краской цвета шикарной осенней грязи имя своего бога...
кто прятался в себя, зажмуриваясь, свернувшись ежиком на сковородке ночи, пытался заснуть, тщетно защищаясь колючками сна от безжалостно растущей температуры пыльного холода...
кто крепко переплетал пальцы и впивался глазами в глаза на фоне несложной игры слов, мечтая вплести в счастливую феньку нити несовместимо ярких душ...
Возвращается оторванное ощущение, редко приходящее в четырех стенах – дома... я дома...
Огромный кусок моего мира, найденный случайно... всегда смотрите под ноги... всегда спускайтесь в ночь под старыми мостами...
Кто будет здесь?... страшно делиться даже с самыми близкими людьми... если не поймут, что-то умрет... яд циничных плевков... и рыжая дворняжка во мне - умрет...
Это мое небо, мое небо с голубой кровью из рваных ран...
Оно честное, оно бетонное... такие мосты не горят...
Они не горят, освещая путь...
Они серой пылью осыпаются, роняют гнилые шпалы, летят тяжелыми обломками в созданную ими же темноту, разрешая тебе остаться – навсегда...
* * *
Снежками недописанных посланий
Вырванной с корнем душе.
Утром ранним
В неразбавленном синем
Соленой росой
По белому полю ситца
Пунктиром в воздухе
Родные лица
Оправой единственных глаз...
Поспешив... снова комкать
Обжигаясь
Искрами льда
Обломки слов...
Невлюбленная девочка.
Непридуманных строк.
Неспетых луне.
Всхлипами...
Сожженными ложью губами.
Избитыми ветром...
Безнадежностью расстояний –
Глазами не неба,
Но пыльных кроссовок...
"жизнь прекрасна..."
«...обнаглела до бессониц...»
(Е.Ш.)<
Обнаглеть...
От чего...
Незаписанных мыслей
Простоквашей из солнца
В уже не открытых глазах
Бессоница?...
Она тебе снится.
Ты спишь...
Жизнь вся в лицах -
Веснушками...
В разбитых – слева – игрушками...
Знаешь, как это бывает
Помнишь – трехцветными снами
В облаках арбузно-мыльного воздуха...
Помнишь – ресницы падают снегом,
Пощечиной иногда... отпусти...
А вечером
Ненужной встречей -
Не скользнуть по щеке
Забытого до-трех-утром бога
Горячими губами... нет.
Так падают ангелы,
Обдирая коленки о звезды...
Прости...
Задохнуться каждой
Белой птицей
В море лепестков...
И диагноз –
Жажда ландышей...
Спасти.
Засмеяться
Неозвученным громом...
Ты себе льстишь.
